«Я не хотела 90-60-90, моими параметрами мечты были 0-0-0»

«Я хотела быть похожей на крутых девочек с Tumblr»

Почти каждый десятый человек в мире страдает от расстройств пищевого поведения. Несмотря на то, что это группа заболеваний с высочайшим уровнем смертности, симптомы РПП крайне нормализованы в обществе: привычка «отрабатывать» еду в зале, исключение целых групп продуктов из рациона (не по причине непереносимости или аллергии), регулярное взвешивание и снятие мерок. Излишнее внимание к весу в фетфобной и патриархатнойВ феминистской теории термины «патриархатный» и «патриархальный» имеют разное значение. «Патриархальный» используется для описания обычаев и традиций, уходящих в прошлое. «Патриархатный» отсылает к ключевым характеристикам патриархата: андроцентризму, неравенству, иерархии. культуре никого не удивляет. Если раньше источником тревоги относительно внешности были фильмы, сериалы и печатные медиа, то с развитием соцсетей не попасть под влияние диетической культуры стало практически невозможно.

Исследования показывают: чем больше времени пользователь_ницы проводят в соцсетях, тем выше риск возникновения у них РПП. Хотя в Instagram появляется все больше бодипозитивного контента, алгоритмы соцсети все равно продвигают аккаунты и посты, посвященные нездоровому образу тела и стремительному снижению веса.

«Мне было 14, это были 2010-е годы, когда в VK расцветала культура анорексичных пабликов и мода на болезненно худых девочек. Мне казалось, что, если я похудею, все меня будут любить, я тоже полюблю себя и вся моя жизнь изменится», — вспоминает Саша. Полина также связывает начало своего РПП с соцсетями: «Я хотела быть похожей на крутых девочек с Tumblr с ногами-палочками и девушек из подростковых сериалов в кроп-топах, которые я стеснялась носить».

При этом от РПП не застрахованы люди даже с феминистскими взглядами, критически воспринимающими массовую культуру. «На пике анорексии я была убежденной феминисткой и разделяла идеи бодипозитива. Я очень хорошо понимала, что я болею, читала много материалов про РПП и узнавала себя во всем. Я знала, что последствия будут плохими, но это был осознанный суицидальный паттерн: я не хотела 90-60-90, моими параметрами мечты были 0-0-0», — делится Лиза. Мариами также отмечает, что, даже зная феминистскую теорию, она не всегда может следовать ей: «Я не свожу других женщин к их внешности, не стыжу их за полноту или что-то еще. Я проделываю это только с собой».

Истории этих и многих других девушек с анорексией показывают, что желание соответствовать патриархатным стандартам красоты не является единственной движущей силой расстройства, которое, тем не менее, не заканчивается, даже когда цифра на весах приближается к заветному идеалу. Психоаналитикесса Хильда Брух, исследовавшая и лечившая анорексию, писала:

«Анорекси_чки чувствуют себя закрепощенными, эксплуатируемыми, не допущенными до самостоятельной жизни. И они восстают против этого, предпочитая голод приспособленчеству. В своем слепом поиске идентичности и самости они не готовы принимать ничего, что предлагают им родители или мир. Главная тема нервной анорексии — борьба за контроль, идентичность и эффективность».

Образы нездоровой худобы в медиа действительно могут стать последним толчком человека к расстройству, но психотерапевтическая практика и опыт людей с анорексией показывают: за «болезнью девочек-подростков», мечтающих сбросить вес, кроется множество других причин.

Вначале были родители: как взрослые влияют на развитие анорексии у детей

And I remember mom, what you said

You said honey, you look so under-fed

(Sonic Youth, Tunic — Song for Karen)

«Мать настояла, чтобы она перешла в более престижную школу, а отец предложил ей внимательнее следить за весом. Она приняла это предложение с воодушевлением и села на строгую диету. Она стремительно теряла вес, у нее прекратились месячные. Способность быть худой давала ей ощущение гордости, силы и довольства собой», — с этой истории двадцатилетней Альмы, страдавшей анорексией с пятнадцати лет, начинается книга Хильды Брух «Золотая клетка: загадка нервной анорексии».

То, что описывает американская специалистка по расстройствам пищевого поведения, знакомо многим подросткам по всему миру. Хотя причиной развития анорексии у молодых девушек в массовой культуре считается желание быть сексуально и эстетически привлекательными, на самом деле расстройство нередко начинается с желания угодить самым близким и значимым людям — родителям.

Мы рассказываем про военное вторжение России в Украину, протесты и репрессии. Мы считаем, что сейчас, когда десятки медиа закрылись или перестали освещать войну, доступ к независимой информации важен как никогда.

Поддержать

Оформите разовое или ежемесячное пожертвование.

«Моя мама всегда контролировала, что я ем. Однажды я съела несколько конфет из большого пакета, купленного родителями на развес. Когда мама это увидела, она попыталась заставить меня доесть оставшиеся конфеты, чтобы я усвоила урок: много сладкого гимнасткам есть нельзя», — делится анонимная респондентка, чье тело с детства подвергалось критике тренеро_к и родных. Когда она начала жестко ограничивать себя в еде и употреблять по 300–400 калорий в день, ее мама только обрадовалась. Спустя несколько лет она припоминает дочери, как хорошо та выглядела на пике расстройства, и предлагает снова сесть на ту же «диету».

Родители могут усугубить расстройство собственным примером нездоровых отношений с едой, критикой, контролем и угрозами. Доктор Уильям Галл, первым предложивший термин «нервная анорексия», не рассматривал родительское влияние на зарождение анорексии у молодых девушек, но отмечал, что реакция семьи на расстройство может серьезно его усугубить. К таким же выводам пришел Эрнест Шарль Ласег, французский врач, одновременно с Галлом начавший описывать заболевание, которое назвал «истерической анорексией».

Историк Рудольф Белл в книге «Священная анорексия» приводит в пример случай одной из пациенток, которая не могла заставить себя есть, пока не была разлучена с родителями. Белл связывает это с тем, что анорексия может быть попыткой молодых девушек добиться самоопределения и автономии. История Оли подтверждает эту гипотезу:

У меня были сложные отношения с родителями, а анорексия стала формой протеста: если я не ем их еду, я отдаляюсь от них

У Лизы РПП началось из-за соперничества с отцом: «Когда мне было двенадцать, мы с папой поспорили, кто из нас сбросит больше веса за определенный период времени. Хотя я была ребенком, а он взрослым мужчиной ростом 180 сантиметров». Когда состояние Лизы начало ухудшаться, а родители серьезно забеспокоились о ее здоровье, Лиза поняла, что на самом деле ей не хватало родительской заботы: «Я наконец-то перестала быть старшей дочерью, ответственной за все. Я стала ребенком, о котором постоянно пекутся, и наконец получила то внимание, которого мне не доставало». «Беспроблемная, ответственная и самостоятельная», — именно так зачастую описывают родители и специалист_ки девушек с анорексией.

Золотой ребенок: анорексия, контроль и перфекционизм

I don’t care if it hurts

I wanna have control

I want a perfect body

I want a perfect soul

(Radiohead, Creep)

В своем выступлении «РПП это не только когда девушка считает себя толстой» на TED бывшая спортсменка Пейтон Крест делится первыми впечатлениями от пребывания в больнице с другими девушками, страдающими от анорексии: «Я ожидала увидеть людей, жизни которых вращаются исключительно вокруг РПП. А увидела одних из самых умных, заботливых и смелых личностей, которых я когда-либо встречала». Как и у Пейтон, заботы и устремления этих людей не ограничивались желанием похудеть.

«Когда я начала участвовать в школьных олимпиадах, желание стать там самой лучшей, красивой и достойной окончательно сломало мне психику. После того как я не стала призеркой на заключительном этапе, я решила, что должна стать идеальной: и выиграть олимпиаду, и стать худой», — вспоминает Лиза. Даже когда она весила 37 килограммов при росте 162 сантиметра и не могла ходить в школу, она продолжала заниматься дома, чтобы получить высокие баллы.

Что делать при РПП:

Как распознать расстройства пищевого поведения и почему они усиливаются от стресса

Гайд от DOXA на фоне тревожных новостей

Роса

В главе «Идеальное детство» из «Золотой клетки» Хильда Брух описывает типичную ситуацию, с которой она снова и снова сталкивалась как специалистка: родители, воспевающие умную, успешную и послушную дочь-отличницу, и девочка, живущая в постоянном страхе не соответствовать этим представлениям. Анорексия для таких девочек становится способом искоренить то, что они считают своей «природной дефектностью», и приблизиться к желанному и ожидаемому от них идеалу. «На пике расстройства мне казалось, что я совершенство, что вместе со всем лишним я вывожу из своего организма все земные пороки и становлюсь какой-то божественной субстанцией», — рассказывает Даша.

В «Священной анорексии» Рудольф Белл также проводит параллели между современными девушками с РПП и религиозными деятельницами, использовавшими голод как способ «очиститься», возвыситься над собой и приблизиться к Богу. Как считает Белл, их объединяет не только отказ от еды, но и стремление обрести контроль над своей жизнью через «победу» над телом с его слабостями, желаниями и ограничениями, которые накладывает на него общество.

На пике своего расстройства Катя ела не больше 300 калорий в день, но при этом готовилась к сессии, занималась спортом и работала. После рабочего дня, за который она съедала максимум кусочек пиццы и яблоко, она ехала по делам или занималась генеральной уборкой.

«Если мне удавалось сделать все задуманное на низких калориях, я была в эйфории. Это абсолютно опьяняющее чувство власти над болевым порогом, усталостью и голодом давало мне ощущение контроля, которого нигде в моей жизни больше не было», — вспоминает она.

Однако это ощущение контроля иллюзорно. По словам специалистки по РПП Ирины Ушковой, «сначала ты контролируешь еду, потом она контролирует тебя». «Мне казалось, что я контролировала все функции своего организма. Сейчас я понимаю, что, когда у тебя полностью нарушен метаболизм, нихуя ты на самом деле не контролируешь», — иронизирует Даша.

Постоянное испытывание собственной силы воли дает людям с анорексией не только ощущение контроля, но и мимолетное чувство собственного превосходства. Лиза считает, что анорексия развилась у нее главным образом из-за перфекционистского типа личности. Ей хотелось питаться так, чтобы никто не мог придраться ни к ее образу жизни, ни к ней самой. Ограничения в еде стали самым простым способом заглушить ненависть к себе и хотя бы ненадолго стать довольной собой. Лиза вспоминает:

Я сравнивала себя с другими и злорадствовала: они едят картошку фри, а я не ем. Они слабые люди, потакающие своим желаниям, а для меня это прошлый век

Сравнение себя с другими людьми и элемент соревновательности, присущие анорексии, некоторые теоретик_ессы считают симптомом поиска собственной, не контролируемой никем идентичности. В автобиографической книге The Art of Starvation: An Adolescence Observed шотландская феминистская писательница Шейла МакЛеод описывает это так: «Я обнаружила сферу своей жизни, над которой у других не было никакого контроля». Также она предлагает разделять видимое значение анорексии (текст) и скрытое (подтекст). Вспоминая собственную подростковую анорексию, она распознала за ней следующие сообщения: «Я победила, я худая, мое тело — только мое, и я делаю с ним, что хочу» (текст), и в то же время: «Я делаю это, потому что чувствую огромную беспомощность от того, что даже мое тело не принадлежит мне» (подтекст). Напряжение между этими двумя сообщениями — точка, которую рассматривает феминистская теория анорексии.

Гендер, суфражистки, инопланетяне: феминистская теория анорексии

I’m beautiful, I know cause it’s the season

But what am I to do with all this beauty?

Biology, I am an organism, I’m chemical

That’s all, that is all

(Mitski, Liquid Smooth)

Психоаналитикесса Мэрилин Лоуренс посвятила большую часть своей жизни работе с клиент_ками, страдающими от расстройств пищевого поведения. Проанализировав их истории и проведя собственное исследование, она пришла к выводу: «Мы можем утверждать, что анорексия не проблема, а решение. Решение проблемы, которую в моменте мы никак больше не можем преодолеть».

Уделяя внимание и перечисленным выше причинам развития анорексии (желание сепарироваться от родителей или оправдать их ожидания, поиск совершенства и автономии), феминистская теория концентрируется на более широком политическом смысле расстройства. В статье Women’s Suffrage: The Shut Mouth and Forced Ingestion Виктория Фейрклоу проводит параллели между женщинами с анорексией и суфражистками, которые использовали голодовку как способ добиться политических прав.

Ограничение питания приводит к нарушению репродуктивных функций, что делает голодание опасной, но в то же время эффективной практикой протеста против репродуктивной роли, приписанной женщинам. Эта протестная стратегия может быть артикулированной, как в случае с суфражистками, и «тихой», разворачивающейся в «стенах дома». Несмотря на то, что у голодовки как политического инструмента и анорексии разные цели, они сохраняют общие мотивы. «В обоих случаях это битва за контроль над женским телом в Викторианском обществе. Заключенные суфражистки и женщины с анорексией одинаково использовали отказ от еды как орудие против патриархатного авторитета», — отмечает Фейрклоу.

В психоанализе распространена трактовка анорексии как символического протеста против материнства. Доктор Гельмут Томэ в книге «К психотерапии пациенток с нервной анорексией» приводит слова клиентки: «Мысль о том, что что-то проникает в меня — неважно, в рот или в вагину, — доводит меня до сумасшествия. Мужчине не надо вынашивать ребенка, мужчина — просто мужчина, ему не нужно давать и не нужно принимать». Однако феминистская писательница Крис Краус выступает против сведения РПП к психоаналитическому дискурсу. В книге «Инопланетяне и анорексия» она, скорее, рассматривает отказ от еды как неприятие консьюмеристской и патриархатной культуры в целом. «В лучшем случае, анорексичка завязла в инфантильной борьбе за сепарацию от своей матери. В худшем — она пассивно-агрессивно отвергает “женскую” роль. Все эти интерпретации отрицают то, что существует психо-интеллектуальная связь между едой и социальным порядком в целом», — пишет она.

В полуавтобиографической работе Краус описывает, как неделями не могла есть, потому что предлагаемая ей рынком еда вызывала у нее отвращение: «Еда больше не пахнет едой, она пахнет банкнотами, монетами и пластиком». Перед приемом пищи она задавалась вопросами о том, откуда происходят продукты, оказавшиеся у нее на столе, кто и в каких условиях их произвел и транспортировал, заботился ли кто-то по-настоящему о вкусе и качестве. Еда — это продукт культуры, к которой у Краус, как и у многих других женщин, много вопросов. В конечном итоге, резюмирует писательница, «чем больше ты думаешь, тем невозможнее становится есть».

Об анорексии как акте отречения от культуры пишет и Эммелин Кляйн в статье The Smartest Women I Know Are All Dissociating. Анорексия по Кляйн — проявление «диссоциативного феминизма», который отказался от либеральных стратегий борьбы за равноправие и с цинизмом принял диссоциациюПсихологическая защита, при которой человек отстраняется от своего тела/опыта и воспринимает происходящее с ним так, как будто это происходит с кем-то другим. как единственный способ выживать в патриархатном обществе. В культуре, где женское тело обсуждается и контролируется даже в рамках феминизма (к примеру, бодипозитив нередко критикуют за то, что он апеллирует к здоровью тела как главному показателю его «хорошести»), полностью отстраниться от своего тела кажется эффективной стратегией. Лиза рассказывает: «РПП дало мне возможность не быть женщиной со всеми ее ответственностями и мыслями о том, насколько я сексуально привлекательна или хороша как потенциальная партнерка. Я стала просто очень худым телом».

О похожем чувстве говорит и Даша: «Я смотрела на себя в зеркало и видела в отражении инопланетянку. Бесполое нечеловеческое существо. Мне казалось, что я утратила все свои последние гендерные признаки, у меня пропало либидо, и в этом состоянии мне было очень комфортно». Многие респондентки DOXA также отмечали потерю интереса к чужому мнению о собственном теле, романтическим и сексуальным отношениям, комплиментам. Маша описывает это так: «Мне не становилось легче от положительных отзывов о моем теле, потому что мне не было тяжело».

Феминистская теория воспринимает анорексию как попытку трансформировать представление о женском теле в патриархатной культуре. Как пишет авторка книги Anorexic Bodies Мораг МакСуин, «Женщины с анорексией стремятся возвыситься над голодом и пресечь все попытки вторжения чего-либо в их тело. Таким образом они конструируют анорексичное тело: закрытое, отдельное и неприкасаемое». Саша выражает это так: «Я воспринимала свое тело как что-то полностью отвязанное от социальных дискурсов, просто как объект, который нужно постоянно контролировать».

Как связаны капитализм и анорексия:

Как корпорации зарабатывают на расстройствах пищевого поведения

От нереалистичных бьюти-стандартов до фетишизации ЗОЖ — бизнес разрушает наши тела и заставляет платить за это

слива-аджарха

Парадоксально, но «анорексичка», даже если ее расстройство начинается с желания или попытки вписаться в патриархатные стандарты красоты и соответствовать социальному идеалу женщины, зачастую является полной противоположностью этого идеала: низкое либидо, сниженные репродуктивные функции, раздражительность. Возвращаясь к терминологии Шейлы МакЛеод, желание «улучшить» собственное тело можно считать текстом, который легко «прочитать» даже на пике расстройства. Подтекст же нередко становится виден только после восстановления от болезни: раздражение от социально предписанных ролей, поиск автономии.

При этом для многих респонденток опыт анорексии стал важной точкой рефлексии о своем теле, сексуальности и гендере. Саша отмечает, что пережитое РПП позволило ей быть более эмпатичной и чуткой к своему и чужим телам. Даше этот опыт помогает восстанавливать отношения с собственной феминностью, а Гелия смогла обрести и лучше понять свою гендерфлюидную идентичность:

РПП удовлетворяло мою потребность уйти от достоверно женского тела. Вместо большой груди и широких бёдер мне хотелось комфортного состояния “между”: не женщина и не мужчина — и мужчина, и женщина. В 15 лет ты начинаешь вызывать к себе однозначный интерес. Не будучи к нему готовой, ты, с одной стороны, хочешь спрятаться, а с другой — впихнуть свое тело в шаблон 90-60-90. Столкновение с этим внутренним конфликтом породило во мне желание не быть для общества точно определимой

В «Инопланетянах и анорексии» Крис Краус возмущается, что философиню Симону Вейль, практиковавшую голодание, называют «философом-анорексичкой». «Никто не называет “Веселую науку” философией мигреней», — парирует она, отсылая к головным болям, от которых автор «Веселой науки» Фридрих Ницше страдал на протяжении всей своей жизни. Сводить женщин с РПП к их расстройству и его симптоматике — значит сильно упрощать их тревоги, проблемы и борьбу. В то же время, видя за анорексией комплекс сложных проблем и попыток их решения, можно избежать навешивания ярлыков и чрезмерной медикализации.