Когда он окончательно умрет?

Как бы вы определили сталинизм в сегодняшней России? Что представляет из себя эта идеология?

Исторически сталинизм был прежде всего практикой государственной власти в Советском Союзе и странах Восточной Европы, в которых Советский Союз устанавливал свой контроль. Теоретически это был сложный объект для интерпретации, не имеющий какой-то целостной структуры. Известно, что сталинизм менялся с течением времени: менялась риторика, а также различные аргументы, с помощью которых режим пытался оправдать свою политику. Эти идеи часто противоречили друг другу, и те, кто не успевал оперативно реагировать на изменения в риторике, нередко расплачивались за это своей свободой, жизнью и так далее.

Сталинизм никогда не был единым, идеологически завершенным проектом. Тем не менее, в нем можно выделить несколько основных черт. Сталинизм представляет собой вульгарный марксизм: объяснение всех событий через некие объективные законы истории, главными носителями которых является советское государство. Вопреки марксистскому учению, согласно которому по мере приближения к социализму государство должно исчезать и растворяться в организованном обществе, советское государство при Сталине, наоборот, только усиливалось. Оно укрепляло свой репрессивный аппарат и находило различные оправдания для своего существования.

В этой форме сталинизм завершился со смертью Сталина в 1953 году. Остались лишь отдельные его элементы, которые стали политической и идейной тенденцией.

Такой сталинизм, как и прежде, не представлял собой ничего целостного. То есть можно было быть сталинистом в очень узком смысле этого слова, оправдывая ссылками на Сталина, самые различные, порой противоположные идеи. Например, Сталин в какие-то моменты осуждал великорусский шовинизм, а в другие утверждал, что такого шовинизма не существует и есть лишь буржуазный национализм мелких народов, мешающий историческому прогрессу.

Однако общая черта сталинизма заключалась в стремлении к историческому прогрессу, утверждении, что человечество движется к лучшему будущему.Но как показал сегодняшний день, даже эта ключевая установка Сталина не является обязательной для современных приверженцев его идеологии. Можно быть имперским сталинистомНапример, Александр Проханов, который считает Сталина «великим русским государственником», а его учение — частью «русского миросознания»., можно быть сталинистом-консерваторомК таковым зачастую относят КПРФ и самого Геннадия Зюганова. Коммунистическая партия РСФСР была создана Зюгановым до развала СССР из-за неприятия рядом членов КПСС политики демократизации Горбачева. Собственно, Зюганов считает Сталинский СССР вершиной развития государственности, сломанной Михаилом Горбачевым и Борисом Ельциным., можно утверждать, что нет никакой общей истории, что человечество никуда не движется и что можно вернуться в прошлое, где все было замечательно, и при этом оставаться сталинистом. Можно быть мистическим сталинистом«Учение о Сталине как о таинственной, загадочной, соединяющей землю и небо категории, которая укладывается в религиозное представление народа о высших ценностях и высших смыслах бытия.... Сталин — это бутон, который, расцветая, с годами обнаруживает бесчисленное количество лепестков. И в каждом лепестке свой образ и цвет сталинизма», — писал Александр Проханов в статье «Мистический сталинизм» на страницах своей газеты в 2015 году. и воспринимать Сталина как пророка или реинкарнацию русских царей.

И действительно, трудно сказать, кто является «правильным» сталинистом, а кто «неправильным», ведь неизвестно, какая из этих интерпретаций сталинизма понравилась бы самому Сталину.

10 лет назад вы сказали что, путинский режим “стремится инкорпорировать Сталина в непрерывную последовательность российского государства”. Как за это время изменилось отношение путинского режима к фигуре Сталина?

Безусловно, роль фигуры Сталина изменилась.

Почему российское государство вообще стремилось инкорпорировать его образ? Потому что сталинизм связан с массовым террором, жертвами которого стали миллионы людей и потомки этих жертв сейчас являются гражданами Российской Федерации. В сознании значительной части общества сталинизм воспринимался как часть истории, которая была сопряжена с исторической несправедливостью со стороны государства.

Для Путина и его команды, для которых авторитет государства должен быть абсолютным, сталинизм представлял проблему. Период сталинизма был временем, когда советское государство было дискредитировано, особенно в плане работы спецслужб, которые для Путина символизируют основу государства, его наиболее верный и мотивированный элемент. Поэтому реабилитация Сталина и сталинского режима была необходима для восстановления абсолютного авторитета государства.

За прошедшие 10 лет в этом направлении действительно достигнуты определенные успехи. Население России серьезно запугано, и сегодня почти никто не пытается напоминать о сталинском терроре. Эта тема маргинализирована в публичной повестке, и любые попытки говорить о ней воспринимаются как проявление несогласия или оппозиционного настроя.

Это важный результат путинской исторической политики, которая, повторюсь, преследует вполне конкретные цели: восстановление абсолютного авторитета государства и спецслужб и создание чувства страха у обычных граждан перед этим государством. Даже если человек является сталинистом, его идеологический выбор не делает его более уверенным в своих правах перед репрессивной машиной, чем любого другого гражданина страны.

Напоминает недавние процессы над «Гражданами СССР», которые сами с ног до головы сталинисты, но и они не застрахованы от репрессий.

Да, это действительно и грустно, и даже смешно — когда сталинисты, подвергающиеся репрессиям со стороны современного российского государства, начинают говорить о беззаконии, о несправедливости судов, которые их судят. Добро пожаловать в сталинские правовые практики.

В России регулярно устанавливают памятники Сталину. В официальных источниках это часто преподносится как низовая инициатива самих граждан, что укрепляет миф о народной поддержке Сталина. Действительно ли он пользуется массовой популярностью в сегодняшней России?

За всеми этими так называемыми низовыми инициативами по установке памятников Сталину стоит КПРФ, получающая приказы из Кремля. Это чуть ли не единственный вид активности, который разрешен, — требовать от имени народа установки очередного памятника вождю.

Им важно демонстрировать, что эта инициатива идет от народа, таким образом, подтверждая идею о полном единстве государства и общества и поддержке нынешнего режима «абсолютным большинством» (как неоднократно повторял Путин).

А что касается того, насколько Сталин действительно популярен, то стоит отметить, что в России очень серьезно сбиты настройки исторической памяти. Что произошло, условно, с момента смерти Сталина? Когда его хоронили официально, все его «любили». На его похоронах плакали.

Но прошло несколько лет, и Сталин был осужденПреступления сталинского режима были впервые осуждены в советском государстве Никитой Хрущевым на XX съезде КПСС в 1956 году.. Его тело вынесли из Мавзолея, и, за исключением некоторых отдельных проявлений, люди восприняли это спокойно. Сталин, в общем, не был каким-то героем или объектом особой народной любви. Во времена перестройки тема сталинских репрессий заняла важное место в общественном обсуждении, и большое количество людей стало более негативно относиться к Сталину под влиянием новых потоков информации.

Мы рассказываем про военное вторжение России в Украину, протесты и репрессии. Мы считаем, что сейчас, когда десятки медиа закрылись или перестали освещать войну, доступ к независимой информации важен как никогда.

Поддержать

Оформите разовое или ежемесячное пожертвование.

Затем, как мы уже обсуждали, российский режим, восстанавливая авторитет государства и «поднимая Россию с колен», одновременно пересматривал точку зрения на Сталина. В итоге люди в России привыкли к тому, что память, в том числе коллективная, регулируется государством.

Как будто это все больше смахивает на фашизм, когда государство настолько глубоко проникает в общественную жизнь.

Да, это действительно может напоминать элементы фашизма. Но стоит понимать, что сталинизм в других контекстах может восприниматься совсем по-другому. Например, в странах глобального Юга существовало множество национально-освободительных и партизанских движений, которые либо идентифицировали себя как сталинисты, либо, чаще, как маоистыМаоисты — это последователи идеологии китайского коммунистического лидера Мао Цзэдуна, которые акцентируют внимание на крестьянской революции, народной войне и установлении социализма через вооруженную борьбу. Их идеи стали основой для различных революционных движений и партий в странах Азии, Латинской Америки и других регионах..

Или другой пример из истории. В США в конце 1940-х маккартистыПериод активной государственной кампании в США по преследованию людей с левыми взглядами, которых подозревали в сотрудничестве с СССР. Главным разжигателем этой «охоты на ведьм» считается сенатор Джозеф Маккарти. — крайне правые антикоммунисты — воспринимали такие явления, как гомосексуальность или современное искусство, как часть коммунистического заговора, якобы внедряемого лично Сталиным для разложения американского общества. Это было еще при жизни Сталина.

Один из первых борцов за права геев в США Гарри Хей был членом Коммунистической партии США и сталинистом. В своем тексте в защиту прав геев Хей как главный опорный документ использовал статью Сталина о марксизме и праве на самоопределение. Он утверждал, что геи — это тоже меньшинство, за право самоопределения которого должны бороться коммунисты, как на это верно указывал товарищ Сталин.

Так что за пределами Советского Союза Сталина могли воспринимать совсем по-другому, а под сталинизмом подразумевать антигосударственные и освободительные идеи.

Существует представление, что левое движение раскололось после XX съезда КПСС 1956 года, на котором советские лидеры осудили преступления сталинского режима.

Этот раскол углубился после вторжения СССР в Чехословакию в 1968В 1968 году по Европе прокатилась волна протестов, в том числе и в социалистической Чехословакии. СССР ввел войска в республику с целью недопущения возможной демократизации и выхода страны из советской сферы влияния. году. Левые движения по всему миру до сих пор по-разному оценивают сталинизм и советскую эпоху в целом. Можно ли сказать, что этот раскол до сих пор играет свою роль?

Мы находимся в периоде серьезных трансформаций и вызовов для левого движения, которые ставят новые вопросы и отводят нас от тех линий разделения, которые существовали в эпоху Советского Союза и когда он играл большую роль в международном коммунистическом движении.

Действительно, советское наследие было ключевым фактором для раскола среди левых. Один лагерь считал Советский Союз ориентиром для коммунистического движения, второй — что он утратил эту роль. Такое разделение привело к появлению «старых» и «новых» левых. Среди «новых» были те, кто критиковал КПСС за отход от сталинского наследия, и те, кто утверждал, что партия недостаточно от него отошла.

Но эти линии разделения отталкивались от факта существования Советского Союза и его роли в мире. После распада СССР левые начали искать новые точки опоры и новые подходы для анализа происходящего. Этот процесс не завершился до сих пор.

Возможно, такие события, как война в Украине и приход Трампа к власти, позволили окончательно перевернуть страницу и осознать, что отношение к советскому прошлому больше не определяющий фактор для раскола в левом движении.

Сталинизм во многом является преступлением против самого дела социализма

Например, если рассматривать отношение международных левых к войне в Украине и России, которая стала мощным фактором разделения среди левых, то оно вовсе не прошло по линии сталинистов и анти-сталинистов. В этом споре с одной стороны были те, кто придерживался догматических позиций и цеплялся за устойчивые формулы, такие как «империализм — это только США» и «все, что противостоит США, — это антиимпериализм». С другой стороны — те, кто видел более широкую картину и был готов признать, что существуют разные империалистические центры, среди которых США продолжает оставаться самым сильным, но уже не единственным.

Этот вопрос оказался гораздо более важным, чем вопрос о Сталине.

Мы как левые до сих пор остаемся в тени сталинизма и советского проекта в целом. В русскоязычной среде даже умеренные требования вроде прогрессивной шкалы налогообложения сталкиваются с обвинениями в сталинизме.

Должны ли российские левые открещиваться от Сталина? Что делать с этим наследием?

Не нужно открещиваться, нужно объяснять. Объяснять, что социализм и сталинизм — это разные вещи. Сталинизм во многом является преступлением против самого дела социализма. Важно показывать, что настоящие левые помнят историю и готовы говорить о преступлениях эпохи сталинизма, которые во многом были преступлениями против коммунистической партии, против мирового коммунистического движения, о чем свидетельствуют сотни тысяч жертв именно среди представителей коммунистов.

Кроме того, мне кажется, что это поколенческая проблема. Связь любых прогрессивных требований с угрозой ГУЛАГа, например, имеет свои особенности, связанные с мировоззрением людей, выросших в 80-е и 90-е годы. Чем дальше мы будем уходить от советского прошлого как непосредственного социального опыта, тем больше все эти идеологические конструкции будут раскалываться.

Скоро мы будем отмечать сороколетие начала перестройки — как вы упомянули, в это время в том числе переосмыслялось наследие Сталина. Что важно помнить об этой эпохе сегодня?

Это момент, когда в стране была максимальная политическая демократия за последнее столетие. Когда реальная свобода слова и равенство политических возможностей сочетались и обеспечивались не рыночной экономикой, а значительным уровнем социального равенства. Это было время, когда человек, не обладающий деньгами, связями или ресурсами, мог выиграть выборы против представителя власти просто потому, что его слова были более убедительными и соответствовали ожиданиям людей. Это было время, когда не существовало монополии государства или большого бизнеса на распространение информации.

Перестройка — это также время подъема рабочего движения, огромных шахтерских забастовок. Это не значит, что эту эпоху нужно идеализировать. Это был очень тяжелый период с социальной точки зрения. Но сочетание относительного экономического равенства и высокого уровня демократических свобод — это, безусловно, очень важный момент, который, к сожалению, продержался недолго в истории страны.

Как раз в марте 1989 года начались первые шахтерские забастовки в Воркуте.

В 1990 году был образован профсоюз шахтеров, который стал «Независимым профсоюзом горняков» всего Советского Союза. В него входили не только профсоюзы угольных бассейнов России, но также рабочие Донбасса и Северного Казахстана. Это было действительно движение советского рабочего класса, которое выступало не только за свои экономические права, но и за прямое участие в управлении на своем предприятии.

И только в рамках этой советской системы такой вопрос мог быть серьезно поставлен рабочими снизу. Они говорили, что, если вы провозглашаете социалистическую экономику, если вы утверждаете, что рабочий класс является гегемоном общества, пусть он будет гегемоном на деле, пусть у рабочих, у сотрудников предприятия будет решающее слово в управлении этими предприятиями.

В политике того времени много неочевидных эпизодов и пересечений. Например, сталинист Виктор Анпилов, который во время первой интифадыВосстание палестинцев против властей Израиля и оккупации палестинских территорий, которое продлилось с 1987 по 1991 годы. последовательно выступал за права палестинцев.

Мне повезло несколько раз пообщаться с Виктором Ивановичем. Он был любопытным персонажем в том смысле, что он включал как лучшие, так и худшие черты советского человека. Лучшие стороны заключались в том, что на первом месте у него стояли какие-то идеи, а не личный комфорт или политическая карьера, которую он, в общем-то, так и не построил. К концу жизни он остался бедным пенсионером.

С другой стороны, это был полный хаос в голове и набор предрассудков. Поэтому он с одинаковой вероятностью мог делать последовательные пропалестинские заявления и какие-то заявления о необходимости противодействия мировому заговору сионистов. И то, и другое производилось абсолютно с одинаковой степенью искренности, потому что это был человек с принципами, но без ясных политических убеждений. В этом смысле он был продуктом переходного периода 80-х и 90-х годов, когда у людей болело сердце, но они не могли сформулировать, что именно и почему нужно изменить в лучшую сторону и в чем причина происходящего.

Сознание Анпилова является очень хорошим примером того, что представляет собой сталинизм в отрыве от конкретной практики сталинизма как государства. Например, Анпилов, будучи пламенным сталинистом, постоянно говорил о Сталине, ходил с его портретами, в общем, ассоциировался в 90-е годы со сталинизмом. Но он был человеком, который решительно выступил против первой и второй чеченской войны и с цитатами Сталина доказывал, что чеченцы молодцы: сопротивляются агрессии.

При этом, например, Александр Проханов поддерживал чеченские войны, тоже ссылаясь на Сталина и депортацию чеченцев.

Поэтому я могу себе представить сталиниста, который возьмет ранние статьи Сталина о национальном вопросе и на их основании скажет, что Зеленский — это лидер прогрессивной национально-освободительной борьбы против реакционного российского империализма.

Сталинизм часто используют для критики левых: мол, социализм невозможен без авторитаризма. Что этому можно противопоставить?

Социализм возможен без авторитаризма. Но эта возможность не вытекает из того или иного положительного исторического опыта. Вот почему многие движения, которые провозглашались движениями за социализм, потерпели поражение или выродились? Это вопрос конкретных исторических обстоятельств, вопрос ситуации, в которой эти движения формировались и действовали. Их нельзя рассматривать как попытки предложить один и тот же проект наилучшего общества просто в разные исторические периоды.

Поэтому разговор о социализме прежде всего должен начинаться с того, что нас не устраивает в сегодняшней рыночной капиталистической системе. Чем она плоха, какие опасности она таит? Почему эта система далеко не всегда подразумевает политическую демократию, а, наоборот, часто приводит к ее подавлению? Почему капитализм зачастую оказывается очень авторитарным и приводит к чудовищным эксцессам массового насилия, не меньшим, чем власть Сталина в СССР?

Если мы говорим об альтернативах существующему порядку, мы должны обращаться прежде всего не к историческому опыту, а к тому, что представляет собой существующий порядок и какие основные угрозы он несет.