Как из школьных отличниц вырастают экстремистки

***

«Если получишь четвёрку в четверти, испортишь рейтинг школы», — говорила мне классная руководительница перед контрольными. Эти слова сковывали — моим одноклассникам, конечно, нестрашно получить плохую оценку, но я — зеркало учительских ожиданий, бледная ударница под стеклянным колпаком. «Как же так! Отличница — и такой результат… Что будет дальше? Ведь ты — хорошая девочка», — я заранее представляла свой неминуемый будущий позор, просиживая ночи в учебниках. Я знала, что мама часто просыпалась в три часа — в это время мне надо было выключить лампу и притвориться, что я сплю.

Мы рассказываем про военное вторжение России в Украину, протесты и репрессии. Мы считаем, что сейчас, когда десятки медиа закрылись или перестали освещать войну, доступ к независимой информации важен как никогда.

Оформите разовое или ежемесячное пожертвование.

В восьмом классе я решила, что упаду в обморок перед тестом по биологии, потому что не смогла выучить все семейства насекомых. Примерно тогда же у меня начались мигрени. Я ходила к неврологу и повторяла, как мне больно. Две недели дома, новые таблетки: «Ничего не помогает, доктор». Я провела целый год на домашнем обучении без друзей — грустный опыт, зато я наконец перестала так сильно тревожиться из-за учёбы.

Спустя годы, уже закончив вуз, я продолжаю думать о том, как школьный опыт повлиял на мой жизненный путь. Почему мне так важно было оставаться «хорошей» в глазах учителей? Как из отличницы я превратилась в журналистку с левыми взглядами, а в глазах российских депутатов — в «экстремистку»? Есть ли зависимость: хорошие девочки становятся экстремистками, когда вырастают?

***

Меня никогда не заставляли учиться. Родители не проверяли домашку, не ругали за редкие тройки. Маму даже расстраивала моя нездоровая зацикленность на оценках — она считала, что я принимаю всё слишком близко к сердцу, хотя отметки на самом деле никогда не были для меня самоцелью. В школе я была убеждена, что у меня очень «взрослый», здравый подход к учёбе: высокий средний балл — значит хороший вуз в Москве, возможности. После опыта домашнего обучения я ушла в другую школу, где на меня не давили, но я всё равно держала в голове сценарий с красным аттестатом. Путь к взрослой жизни через университет казался мне понятным и цельным. Закончить школу — еще годика три, а там еще четыре на бакалавриате — вот мой горизонт планирования. Привязка к институциям успокаивала, а учебные циклы в виде четвертей, а затем семестров и сессий отчасти несли меня по течению — воде без конкретных планов на жизнь, но с ощущением, что мой путь — «правильный».

Правильная, хорошая, беспроблемная, ответственная — это слова-якоря моего детства. Взрослые так часто описывали меня этими определениями, что я перестала понимать их значение. Я не уверена, что была ответственной, — просто привыкла к усидчивости. Беспроблемная — это терпеливая. Хорошая — я хорошо впитывала всё, что меня окружало. Правильная — делает все домашние задания.

Путь отличницы — часть большого гендерного нарратива. Хотя мне повезло, и я не слышала в свой адрес тупое и опустошающее: «Веди себя как девочка», я всё равно ощущала, что качества «правильности» и «беспроблемности» в школе чаще приписывали именно девочкам, подмечая, что они «созревают раньше мальчиков».

А вот что происходит в российских школах сейчас:

«Мы всем классом попали в ловушку»

«Разговоры о важном»: как власти хотели сделать «уроки ненависти», а в итоге переизобрели классные часы

амрак хачикян

Возможно, мои родители, как и я, не до конца понимали смысл слова «ответственная». Зато произнося его, они как бы легитимировали свободу и доверие в наших отношениях — в подростковом возрасте меня никогда не контролировали, я была вольна заниматься чем угодно. На самом деле, я благодарна родителям за такой опыт взросления. Но разумеется, никакое детство не обходится без травм.

***

Парадокс моей подростковой свободы в том, что я ничего особо не хотела. Вернее, будучи отличницей, я толком не научилась хотеть. Я привыкла делать то, что от меня негласно ждут. Я хорошо училась, не оставляя пространства, чтобы задуматься: что я вообще забыла в вузе, чего сама от себя жду? А школьная система образования не предлагала никаких механизмов решения, кроме нелепых тестов по профориентации.

Конечно, я не была запрограммирована только на учёбу, у меня были и увлечения. Однако уже сейчас, после окончания вуза, я заметила, что мне гораздо сложнее заниматься тем, что не поддаётся прямой оценке, — например, читать просто так, а не потому что это есть в списке литературы курса. В моих записях с терапии как мантра повторяется:

Важно чего-то желать, действовать из своего интереса. Эти навыки можно развивать

Но в школе мне казалось, что я просто хочу поступить в вуз в Москву. Я поступила и была такой же беспроблемной отличницей. Возможно, депутат Госдумы удивится, если узнает, насколько на мои левые феминистские взгляды повлиял государственный вуз и способность к обучению. Именно от преподавателей «вышки» я узнала о существовании Дэвида Харви и Джудит Батлер, а на теории журналистского права мы открыто обсуждали репрессии и иноагентские законы.

***

Разумеется, моя политическая идентичность — это не результат только лишь навыков высиживать пары и читать академические тексты. Сейчас, когда в Украине идет война, мне кажется особенно важным сверяться со своими взглядами, выступать против российской агрессии, говорить об уязвимых группах людей. Мои взгляды важны для меня.

При этом я всё чаще думаю о том, как иронично, что образовательная система в России сформировала во мне прилежность и насколько этот навык последовательно влиял на мои политические взгляды. Именно поэтому я испытала недоумение, когда увидела слова депутата Василия Пискарева о том, что DOXA «вовлекает нашу молодежь в противоправную деятельность». Ведь я — тоже «ваша молодежь», выросшая в России. Когда в вузе мне предложили курсы по социальной теории, гендеру и политологии, я прилежно изучала их. А быть прилежной и впитывать программу меня научила школа. Спасибо классной руководительнице, которая боялась испортить рейтинг школы. Теперь я порчу рейтинг российских властей.

Я — логичная дочь своей страны, даже если она не хочет этого признавать

В моменты тревоги за себя и свою семью в мою голову, конечно, приползают дурные мысли: «А выбирала ли я этот путь? Хотела ли я стать независимой журналисткой?». Но потом я выдыхаю, успокаиваюсь и напоминаю себе, что я всё делаю правильно.