«Чем ближе государство к падению, тем больше в нем законов»

В чем суть диверсионных поправок

В Уголовном кодексе уже была статья 281 — «Диверсия». Преступлением по ней считаются взрыв, поджог или иные действия, направленные «на разрушение или повреждение предприятий, сооружений, путей и средств сообщения, средств связи, объектов жизнеобеспечения населения в целях подрыва экономической безопасности и обороноспособности Российской Федерации». Поправки, подписанные Путиным 29 декабря, вводят три новые статьи, которые расширяют возможности репрессивного аппарата:

• 281.1 Содействие диверсионной деятельности
• 281.2. Прохождение обучения в целях осуществления диверсионной деятельности
• 281.3. Организация диверсионного сообщества и участие в нем.

Кроме того, «пропаганда», «оправдание» и «поддержка» диверсий пополнили список возможных отягчающих обстоятельств при совершении любых других преступлений.

Эксперт_ки отмечают, что новые статьи предельно похожи на «террористические» 205.1, 205.3 и 205.4 — от названий до формулировок и шкалы наказаний. Фактически государство приравняло тех, кого преследуют за диверсии, к террорист_кам.

При этом до 2023 года по статье о диверсии выносили довольно мало приговоров: с 2012-го осудили всего девять человек. По словам адвоката Станислава Селезнева, старшего партнера правозащитного проекта «Сетевые Свободы», большое число приговоров за совершение самих диверсий силовикам может быть «невыгодно», ведь, если они произошли, это их «недоработка».

Наш собеседник объясняет: «Если посмотреть на подборку приговоров за поджоги военкоматов сентября–ноября 2022 года, то есть свежие дела, то видно, что суды посчитали правильной квалификацию по 167-й статье — как умышленное повреждение имущества. Это говорит о том, что субъективную сторону состава преступления по статье о диверсии или терроризме следствие не доказало. Не было доказано, что целью преступления было дестабилизировать работу госорганов. Есть дела, связанные с возбуждением дела по одной статье и переквалификацией на другую, более мягкую. Также мы видим, что призывы бросать коктейли Молотова в военкоматы суд в Казани квалифицировал по 212 статье, то есть как обычные призывы к массовым беспорядкам, а не к диверсионной или террористической деятельности.

С чем это связано? Может быть, действительно не было такой субъективной стороны. Может быть, следствие и обвинители посчитали, что сам процесс доказывания будет слишком сложным. И наконец, диверсия сразу подразумевает недоработку сотрудников ФСБ, которые проморгали партизанское подполье».

Новые статьи позволят присуждать большие реальные сроки за «оправдание», «обучение» и другие действия превентивно, даже если самой диверсии не произошло. Мы попросили Станислава прокомментировать, чем опасны диверсионные поправки.

Новые риски: «оправдание диверсии», дилемма заключенного и отягчающие обстоятельства

«Самая значимая с точки зрения преследования за слова статья из нового закона — это 281.3, которая подразумевает организацию диверсионного сообщества или участие в нем, причем с очень серьезным наказанием. То есть участие группой лиц в сообществе, деятельность которого направлена на совершение диверсии либо ее подготовки, пропаганды, оправдания и поддержки. Это очень интересная конструкция», — рассказывает адвокат Станислав Селезнев.

По его словам, чтобы доказать существование сообщества, часто используют переписки в мессенджерах и показания, в том числе внедренных свидетелей, как в деле «Сети» и деле «Нового величия». Защита сомневается в том, что они в принципе существовали — не просто как сообщества в социальных сетях, а как организации с внутренней структурой и органами управления.

В новых статьях есть примечание, которое позволяет избежать ответственности тем, кто добровольно сообщит о диверсионном сообществе госорганам. Станислав считает, что это даст следствию рычаг давления: предполагаемых участни_ц сообщества будут ставить перед решением «дилеммы заключенного»Классическая задача из теории игр: кажд_ая из заключенных может либо сотрудничать с остальными, либо предать их. Исход для каждо_й зависит в том числе от того, предали ли е_е другие. Рациональный выбор в этой дилемме — предательство.. «Это самая жестокая и опасная часть», — заключает юрист.

Опасение вызывает и формулировка об «оправдании и поддержке диверсии». Станислав проводит параллели с тем, как применяется законодательство об оправдании терроризма: следствию достаточно доказать, что обвиняемые публично признавали допустимыми цели каких-то действий.

"О чем мы говорим? Происходит некое действие. И человек публично у себя в профиле в социальной сети указывает, что "интересно вышло". Или даже: "Посмотрите, что произошло, осудить это я не могу". В принципе, этого уже достаточно. В качестве примера можно привести дело Никиты Тушканова из Сыктывкара. Это бывший школьный учитель, который сейчас находится под стражей за то, что после взрыва на Керченском мосту позволил себе написать комментарий: "Подарочек на день рождения Путлеру".

Если вспомнить октябрь 2022 года, то после этого взрыва социальные сети наполнились очень противоречивыми комментариями, в том числе ироническими. Про "отрицательное всплытие", переход моста под охрану крейсера 'Москва". И нельзя исключать, что «лингвисты в погонах» могут трактовать мемы в качестве публичного заявления о признании такой практики [взрыва моста] допустимой, то есть оправданием террористической либо диверсионной деятельности", — рассказывает Селезнев.

По его мнению, вряд ли стоит ожидать большого числа приговоров за склонение, вербовку, обучение, пропаганду или содействие диверсионной деятельности: по ним сложнее доказать наличие состава преступления. Потребуется длительный перехват сообщений со специфической информацией, например, с инструкциями по работе со «специальными средствами», данными о том, где их можно приобрести, или о том, как попасть к объекту — цели диверсии.

Наш собеседник считает, что шквала приговоров за финансирование диверсионной деятельности тоже вряд ли стоит ждать. Закон объединяет диверсии и терроризм как проявления экстремизма, поэтому, по словам Станислава, «при желании можно было и прежним законодательством [о финансировании экстремистской деятельности] пользоваться».

При этом он вспоминает приговор Ильмире Бикбаевой за финансирование экстремистской деятельности. Башкирская пенсионерка отправила шесть тысяч рублей матери активиста Айрата Дильмухаметова, который использовал эти деньги на установку памятного камня жертвам геноцида башкирского населения. Позже Дильмухаметов был обвинен по экстремистским и террористическим статьям за свои высказыванияСуд счел оправданием терроризма его высказывание о том, что организация «Хизб ут-Тахрир» не является террористической. Также активист предложил дать республикам возможность выхода из состава Российской Федерации, если не соблюдаются принципы федерализма. Это суд посчитал призывом к сепаратизму., а деньги на памятный камень следствие расценило как «предоставление средств, предназначенных для подготовки преступлений экстремистской направленности».

Кейс Ильмиры Бикбаевой — напоминание о том, что важно повысить цифровую безопасность, особенно при оформлении донатов.

В рамках диверсионных поправок обновили и статью 63 об отягчающих обстоятельствах: добавили в их перечень «совершение преступления в целях пропаганды, оправдания и поддержки диверсии», которое теперь обвинение может совместить с любой другой статьей.

Станислав Селезнев объясняет, в чем особенность этих изменений: "Я затрудняюсь представить себе мошенничество в целях пропаганды диверсии. Но опасность именно этой поправки заключается в том, что можно использовать это отягчающее обстоятельство для тех преступлений, которые напрямую подвести под диверсию невозможно. Например, в 2022 году мы видели ряд приговоров по статье 214 о вандализме за надписи "Нет войне" на стенах, остановках. В отношении тех, кто бросал бутылки с зажигательной смесью в военкомат, применяли статью 167 об умышленном уничтожении или повреждении имущества. Теперь действия этих людей могут квалифицировать по тем же самым статьям, но с дополнительным отягчающим обстоятельством".

Преследование по 167-й статье иногда прекращают, если обвиняем_ая примиряется с потерпевшими и выплачивает штраф. Однако в делах с «диверсионным» отягчающим обстоятельством суд должен будет назначить обязательные работы или даже лишение свободы.

Чтобы доказать, что разрушение объекта, нанесение надписи или «оправдание» этих поступков попадают под диверсионное законодательство, следствию нужно обосновать субъективную сторону преступления. Станислав Селезнев считает, что только конечная цель деяния может определить, квалифицировать его как диверсию или, например, как вандализм. Напомним, диверсия по определению совершается в целях подрыва экономической безопасности и обороноспособности Российской Федерации.

«Что может указывать именно на эту цель? Например, объект. Мосты, охранные сооружения, объекты связи, особенно военной, аэропорт. Рельсы. Опять же, какие рельсы? Есть рельсы, по которым ездит городской трамвай, есть рельсы, по которым ходят магистральные поезда, а есть рельсы к терминалу службы доставки. Понятно, что с точки зрения обвинителя самого по себе факта наличия рельсов уже достаточно, чтобы говорить о подрыве экономической или оборонной безопасности», — объясняет Селезнев и добавляет: «Если нарушителя поймали, то он может высказаться о своих целях. Или в социальных сетях какая-то организация берет на себя ответственность за деяние. Хотя это тоже может быть никакая не организация, а пранкеры, которые хотят сделать человеку похуже».

Станислав предполагает, что в обосновании субъективной стороны диверсий могут также применять методы, которые сейчас используют в делах о терроризме: «Если мы видим видео обысков у фигурантов дел о терроризме, то оперативники ФСБ, как правило, всегда показывают: вот, смотрите, обнаружена религиозная литература, флаги запрещенных организаций, какие-то визитки. Литература о воздействии на органы власти, о смене власти или о приходе к власти».

Диверсионные поправки продолжают курс репрессивного законодательства. Другой наш собеседник — А.Д. кандидат юридических наук, волонтер «Команды против пыток» и «ОВД-Инфо» — отмечает, что принятые с начала полномасштабного вторжения законы опасны еще и тем, что их создают поспешно и формулируют широкими мазками.

«Сейчас законы пишутся пачками»

«До 24 февраля 2022 было хотя бы четкое понимание термина “преступлениe”. Да, законы и раньше носили репрессивный характер, мы могли не со всем соглашаться, но понимали логику. Новые законы — антиконституционные, аморальные и очень плохо написаны, — объясняет А.Д. — Процесс законотворчества довольно-таки сложный. Закон должен быть конкретным, всеобъемлющим, не должен иметь разночтений. Если это Уголовный кодекс, то должен быть четко проработан состав преступления и его признаки: общественная опасность, виновность, объект и объективная сторона и так далее. А сейчас законы пишутся пачками и принимаются за несколько дней, состав преступлений и признаки совершенно не читаются».

По словам А.Д., размытые формулировки позволяют максимально расширить число тех, кого можно привлечь к ответственности. В этом смысле они близки уже к статьям не о терроризме, а об экстремизме.

Как отмечает Селезнев, на размытые формулировки экстремистского законодательства неоднократно указывали и юрист_ки, и Европейский суд по правам человека. Позицию государства отражает и «Стратегия противодействия экстремизму»: в тексте к нему относят и «умышленное искажение истории», и «вовлечение отдельных лиц в деятельность организаций, признанных экстремистскими» (среди которых Мета). По мнению Селезнева, власти трактуют любую несогласованную с ними публичную активность как экстремистскую.

Мы рассказываем про военное вторжение России в Украину, протесты и репрессии. Мы считаем, что сейчас, когда десятки медиа закрылись или перестали освещать войну, доступ к независимой информации важен как никогда.

Поддержать

Оформите разовое или ежемесячное пожертвование.

Юристка фонда «Свободная Бурятия» Бимбасо Цынгеева также критикует тенденции в законотворчестве: «Репрессивная машина начала работу давно, и законодатели давно потеряли всякую связь с нормами права. Хотя иногда вот думаешь: в думе находятся бывшие “рок-звезды”, как, например, знаменитый экс-мэр г. Якутска Сардана АвксентьеваНа посту мэра Сардана вела скромную жизнь и сокращала служебные расходы, а также голосовала против поправок в Конституцию в 2020 году. Сейчас она депутатка парламента от партии «Новые люди», поддерживает войну., но и она находит в себе какие-то силы голосовать “за” все эти репрессивные законы».

Из числа законодательных инициатив Бимбасо в первую очередь обеспокоена статьями о «фейках» и «дискредитации», которые напрямую вводят цензуру, а также законом «об иноагентах».

Однако главную угрозу наша собеседница видит в ответственности за добровольную сдачу в плен, которая связана уже не с формулировками правовых норм, а с нарушениями со стороны исполнительной власти: «Мобилизация показала, что обычных людей могут забрать на фронт, несмотря на действующие процедуры, и для тех, кто не желает воевать и убивать, практически единственным шансом выжить является сдача в плен. В такой ситуации обычный человек оказывается меж двух огней».

Как проходит мобилизация в регионах

«У нас в республике с каждым годом снижается число людей, говорящих на чувашском, а теперь их еще и забирают на смерть»

Как коренные народы переживают мобилизацию

А.С.

Бимбасо вспоминает и «терабайты пыток в российских тюрьмах», которые осенью 2021 опубликовал портал Gulagu.net. Она считает, что это наложило большой отпечаток на людей и влияет на их решения сейчас:

Что хуже: страх быть убитым на поле [боя] или страх подвергаться жестокому насилию ежедневно?

Оценивать риски в новых условиях приходится не только тем, кого затрагивает мобилизация, но и тем, кто выбирает способ проявить гражданскую позицию. Когда в начале полномасштабного вторжения ввели уголовную ответственность за «фейки» и «дискредитацию», некоторые активист_ки и партизан_ки рассуждали о том, что такие действия властей могут спровоцировать радикализацию антивоенного сопротивления: если реальный срок теперь грозит даже за пост, людям может быть легче решиться на прямое действие.

Мы связались с партизанами Боевой Организации Анархо-Коммунистов через секьюрную почту и спросили у них, меняется ли уровень рисков с принятием диверсионных поправок.

Боевая Организация Анархо-Коммунистов:

"Мы разделяем взгляд, что если уж сидеть, то за дело. Но как минимум часть людей пока не рассматривает выбор “сидеть за фейк или сидеть за поезд”, а рассуждает так: “За поезд меня точно посадят, а если буду молчать, то, может, и от мобилизации откошу, и как-нибудь пронесет”. Увы, не пронесет.

Будем честны, 15 лет за фейки — пока скорее исключение, власть пока не настолько стреляет себе в колено. Поэтому многие честные люди, кто не может молчать, все еще предпочитают пикет с табличкой “Нет войне” откручиванию рельсов. Трое суток выглядят менее страшно, чем три года (хоть, на наш взгляд, то, за что могут дать три года, гораздо продуктивнее).

Но в целом, по нашему мнению, все шире и шире распространяется понимание того, что риски прямого действия и бездействия (или "легального" действия) практически сравнялись. Хороший пример — лавина атак на военкоматы, начавшаяся с объявления мобилизации и не думающая затухать.

Это прямо хороший показатель того, что риски прямой борьбы стали для людей меньшими по сравнению с тем, что будет, если ей не заниматься".

Мы спросили наших спикеро_к напрямую, боятся ли они нового диверсионного законодательства и против кого, по их мнению, оно направлено.

Диверсионные поправки: на кого нацелились законодатель_ницы

Как уже отметил Станислав Селезнев, формулировки «об оправдании» и новые отягчающие обстоятельства позволяют назначать большие сроки там, где сложно или невыгодно доказывать сам факт совершения диверсии.

Бимбасо Цынгеева считает, что поправки напрямую не угрожают национальным и деколониальным движениям, так как они не являются грубой вооруженной силой, не используют оружие и не имеют целью подорвать экономическую безопасность и обороноспособность государства. При этом она считает, что режим Путина, как и СССРВ 30-е годы Бурят-Монголию разделили на пять частей, а многих представитель_ниц бурятской элиты убили или сослали в лагеря по обвинениям в «панмонголизме». в свое время, будет препятствовать самоорганизации бурят_ок. Вот только главной угрозой для национального движения будут не статьи о «диверсии», а обвинения в экстремизме и сепаратизме, а также административное разделение представитель_ниц одного народа.

В качестве примера она приводит протест против укрупнения российских регионов в 2006 году: «Тогда провели “референдум” и через два года включили Усть-Ордынский Бурятский автономный округ в состав Иркутской области. Противниками такого объединения интересовались сотрудники отдела по противодействию организованной преступности и терроризму МВД Бурятии. А бурятским журналистам угрожали уголовной ответственностью за пропаганду экстремизма и разжигание национальной розни. Похожим образом Агинский бурятский автономный округ объединили с Читинской областью».

Другую точку зрения высказывает наш собеседник А. Д. Он родом из Чечни и жил там до десяти лет, прежде чем переехал в Ингушетию, а затем в Москву. А.Д. считает, что диверсионные поправки поддерживают путинскую вертикаль власти, а национальные и деколониальные движения представляют для нее угрозу, ведь сейчас они растут даже активнее, чем в 90-е: «Это пока очень маленькие организации, андеграунд без сильной поддержки и влияния. Но их отслеживают и прекрасно понимают, что это [явление] очень разрастается. Я практически уверен, что будут придумывать какую-то репрессивную меру против любых деколониальных или, как они говорят, сепаратистских настроений. Будут усиливать наказание за такие настроения и за любую попытку их озвучить».

В качестве примера отношения Путина к национальным движениям А.Д. приводит протесты в Ингушетии в 2018–2019 годах. Тогда митинги, которые несли абсолютно мирный и не сепаратистский характер, были жестоко подавлены, а лидеры протеста отбывают наказание по разным статьям. А.Д. так комментирует их приговоры: «Я читал обвинение, и там более тысячи раз упоминается слово “примерно”: “Примерно в такое-то время”, “примерно такой-то”, “примерно о таком-то написал”, “примерно тогда они решили создать организованную преступную группу”»

А.Д. напоминает, что путинская вертикаль власти изначально и выстраивалась вокруг подавления национальных движений. Путин начал Вторую чеченскую войну, разыгрывая карту «исламских террористов».

«Они-то реально были, — говорит А.Д., — но с Аравийского полуострова. В Чечню им нужно было проехать через Россию. Я не верю, что спецслужбы не замечали поток террористов в Чечню».

Однако, по мнению А.Д., тема контртеррористической борьбы исчерпала себя. Наш собеседник считает, что сейчас общественное внимание смещено с образа «чеченского террориста» на «украинского фашиста». И диверсионные поправки, которые повторяют террористические статьи, будут применять к тем национальным движениям, которые сложно связать с «исламским терроризмом».

Как в России борются с терроризмом

Спасти государство, а не людей

«Норд-Ост», Беслан: логика и жертвы империализма в «контртеррористических операциях»

амрак хачикян, Георгий Межуев

С другой стороны, А.Д. считает, что диверсионными поправками власти реагируют в том числе на массовые поджоги военкоматов. С его точки зрения, объекта в этом случае недостаточно, чтобы доказать диверсионный мотив поджога: "А пробел [в репрессивных возможностях] восполнили тем, что теперь диверсионным преступлением считается в том числе прохождение обучения с целью совершить диверсию. На практике, если кому-то надо, чтобы это была диверсия, это будет диверсия".

Партизаны БОАК, чья организация брала на себя ответственность за несколько акций на ж/д дороге, тоже считают, что новые риски появились именно для тех, кто интересуется способами совершать диверсии и необязательно переходит к действию.

Боевая Организация Анархо-Коммунистов:

«Мы не можем сказать, чтобы для нас лично диверсионные поправки что-либо изменили. Поскольку мы не просто обучаем, но и активно действуем, нам и без того активно светят террористические статьи. Десятью годами больше, десятью годами меньше… :) Ответные эмоции в адрес законодателей усталое: “Ну и вы думаете, вам это поможет?”.

Скорее поправки создают проблемы для “интересующихся”. Теперь человек, просто подписавшись на наш канал, имеет все шансы встрять. И [даже чтение нашего канала] надо сразу начинать с более серьезным подходом к безопасности. Это и раньше было нелишним, но сейчас стало еще важнее. Это, конечно, уже не радует.

Остается рассчитывать на то, что до массовых дел “за подписку” дойти не успеет: режим рухнет раньше. А до того как свершится революция, те из наших подписчиков, кто реализовывает полученные знания на практике, также будут брать у нас материалы не только по диверсионной деятельности, но и по информационной безопасности».

Мы объединили самые важные советы наших собеседников о том, как поддерживать оптимизм и информационную безопасность под растущим давлением законодательства и силовиков.

Мысли о будущем и советы

А.Д., кандидат юридических наук, волонтер «Команды против пыток» и «ОВД-Инфо»

Тацит сказал: «Чем ближе государство к падению, тем больше в нем законов». При всей мрачности происходящего, я остаюсь убежденным оптимистом. У меня, видимо, такой психотип: когда все паникуют, я почему-то себя чувствую спокойно. Видимо, и военное прошлое наложилось.

Я вижу смысл [сопротивляться], безусловно вижу. Если ты боишься выходить на митинг, не выходи, делай то, что можешь

Нужно еще очень много говорить со своими близкими. Не на эмоциях, а именно рассказывать, показывать огрехи [власти]. Действовать, как пропаганда, но не так глупо и топорно. А точечно. Люди, большинство людей все-таки способны мыслить.

В шахматах есть позиция цугцванга, когда с каждым новым ходом игрок только ухудшает свое положение. А других ходов нет. Именно в таком положении находится сейчас власть.

Станислав Селезнев, старший партнер правозащитного проекта «Сетевые Свободы»

Как любит говорить главред «Медиазоны» Сергей Смирнов, «Будет хуже».

Пользуйтесь VPN на всех устройствах 24/7. Удалите все старые чаты в мессенджерах, а в новых установите автоудаление сообщений через одну–две недели. Еженедельно удаляйте историю в браузерах. Не храните никакой важной информации на своих устройствах — только в облачных хранилищах.

Не общайтесь с сотрудниками силовых структур без адвоката, помните, что любые ваши слова могут быть использованы не только против вас, но и против людей, которых вы даже не знаете.

Мы, как адвокаты, не считаем допустимыми призывы к насилию в любой форме и с любой стороны конфликта, но если вас преследуют за активность в интернете, обращайтесь на горячую линию проекта «Сетевые Свободы».

Боевая Организация Анархо-Коммунистов

Не думаем, что партизанская активность снизится. Полагаем, что она будет сохраняться и плавно расти, пока не выстрелит какой-то новый триггер в духе новой волны мобилизации или чего-то подобного.

Для партизан рисков и без того хватало, не видим, чтобы новые репрессивные законы что-то радикально меняли. Раньше партизан пускали по террористической статье, сейчас начнут по диверсионной — разница невелика.

Посоветуем быть более аккуратными в плане обучения и информационной безопасности.

Как ранее советовали, используйте Tor.

Очень советуем Tails — это операционная система на базе Linux, которая грузится с флешки и не оставляет следов на компьютере. Ну и полностью работает через Tor. Это позволит скрывать, что вы обучаетесь диверсионной деятельности, от провайдера и уменьшит риски при обыске. Разумеется, флешку надо хранить так, чтобы при обыске успеть ее уничтожить, пока ломятся.

При использовании телеграма не указывайте номер, зарегистрированный на ваше имя: или левая симка в левом аппарате, который включается в отдалении и отдельно от основного (и после этого можно активировать сессию телеграма в Tails и вообще больше телефон не включать), или виртуальный номер, купленный за криптовалюту через Tor. Для последнего можем порекомендовать, например, этот сервис.

Помните, что темнее всего перед рассветом, и его зарево уже разгорается!