C.: Я и до начала полномасштабной войны был вовлечён в политический активизм, хотя и достаточно эпизодически. А после 24 февраля я столкнулся с ощущением, что вот, начинается война, а мы ничего не можем с ней сделать. Тогда я подумал, что у меня есть компетенции в области разработки и я могу предложить свою помощь знакомым и знакомым знакомых, которые вовлечены в активистскую деятельность. Спустя некоторое время сформировался наш коллектив «Ботов против войны». Сейчас в нём около пяти человек.

L.: До вторжения у меня был опыт участия в окололевацких ридинг-группах. После начала вторжения я волонтерил_а в одном антивоенном движении. У них был бот в телеграме, но он оказался не очень удобным, а у меня как раз было хобби — создание ботов, в том числе чуть более сложных, чем обычно. И тогда у меня появилась идея: круто было бы сделать низовой движ, сервис для тех, кому нужно сделать бота или помочь с поддержкой. Волею судеб мы связались с C. и решили замутить такой движ.

С.: Для нас примерно равными приоритетами стали подчеркнуто протестные инициативы (например, координирующие какую-то антивоенную деятельность в России, поддерживающие активистов) и инициативы, которые помогают украинским беженцам.

Самые простые запросы мы научились обрабатывать практически мгновенно: если у нас есть готовый шаблон, то на то, чтобы минимально кастомизировать его и отдать активистам, у нас уходит полчаса. Существуют конструкторы ботов, но проблема со многими из них, особенно бесплатными, в том, что они очень небезопасны. Были истории о том, что какие-то данные сливают, или вставляют рекламу, или и то, и другое. В активистских проектах, для которых критически важна безопасность, не хочется таким пользоваться. В какой-то момент мы заметили, что часто добавляем очень похожий функционал в ботов. Например, бот для обратной связи в 70% запросов — это центральная фича, а в остальных 30% — побочная, которая всё равно нужна. Тогда мы сделали свой конструктор ботов.

Самая незатратная с нашей стороны помощь сейчас — это сказать: «Ребята, у вас есть такой запрос, а наш конструктор это уже умеет — держите. Если будут проблемы, пишите за консультацией»

Более сложные задачи чаще всего решаются в течение недели, но в зависимости от запроса это может занять и несколько месяцев. Для некоторых проектов такой продолжительный срок выполнения задач вполне приемлем: в первые несколько месяцев войны было ощущение, что у всех всё горит, а потом постепенно многие [активистские проекты] начали переходить в режим устойчивой работы, потому что стало понятно, что и война, и режим в России вряд ли прекратят существовать в ближайшую неделю.

L.: В нашем коллективе нет строгих правил. Мы стараемся без необходимости не ставить себе каких-то дедлайнов. Хочешь как-то реализовывать себя в антивоенной деятельности — выделяешь кусок свободного времени и тратишь [на нее]. [В среднем у меня на волонтерство] уходит примерно 10 часов в неделю. Но важно, что мы за эти полгода сделали банду, которая не только решает какие-то технические задачи, но и поддерживает друг друга.

С.: Сначала я был как одинокий волк на полях цифровых сражений, но потом, когда получилось оформить какое-то коллективное предприятие, мне стало гораздо проще. Стало появляться больше ресурса, чтобы заниматься [активизмом]. Бывает, мы созвонились, что-то обсудили, рассказали, как у кого дела, — и уже как-то приятно на душе. Для меня это важная штука.

Мы рассказываем про военное вторжение России в Украину, протесты и репрессии. Мы считаем, что сейчас, когда десятки медиа закрылись или перестали освещать войну, доступ к независимой информации важен как никогда.

Поддержать

Оформите разовое или ежемесячное пожертвование.

У меня долго был какой-то bias «малых наций». Почему в среднем «малые нации» не сильно выделываются в каком-то общественно-политическом пространстве? Да потому что считают, что их голос ничего не значит. И я не участвовал в активизме до какого-то момента. А потом у меня дядя сел. Его фейсы прижали — и я понял, что надо что-то с этим делать. Так я попал сначала в Адвоклик — это стартап, который посвящён юридическим делам, типа убер для адвокатов. С 2016 по 2019 работал в Медиазоне техническим директором. И параллельно как активист участвовал в большинстве более или менее крупных митингов, которые проходили в Москве: например, в поддержку Ильдара Дадина и Алексея Навального.

После начала войны я участвовал в Helping to Leave: помогал им подключать донаты, делал первые настройки автоматизации бота через ботмейкеры. Потом я ушёл по большей части заниматься своими делами и иногда помогал ребятам из Медиазоны. И вот недавно мы начали заниматься эвакуацией калмыков. Я поднял бота в первый день мобилизации, чтобы отвечать на вопросы. Мои друзья организовали трансфер — то есть фактически первый автобус они сами отправили на границу и оплатили. Я, соответственно, сделал систему, которая через бота передаёт ребятам информацию о том, кому нужен трансфер. Потом мы организовали небольшой набор операторов, которые отвечали в боте, создали несколько чатов для организации людей, которые уже добрались до Казахстана. Сделали чат для мониторинга состояния на границе и пару раз в день, в зависимости от ситуации, давали советы по тому, как добраться до Казахстана наиболее дешёвым и быстрым путём из Элисты. Ну и консультировали народ по эвакуации.

Это было абсолютно стихийное действие: многие люди почувствовали опасность, и я просто стал помогать им. Нельзя сказать, что кто-то пришёл ко мне [с просьбой о помощи]: бота я запустил, опираясь на свой опыт работы с Helping to leave, а потом мы сконнектились [с другими активистами, которые помогали калмыкам бежать от войны]. Вообще, если у тебя нет опыта активизма, эта работа даётся довольно тяжело.

Наташа: Меня и Киломяу задержали на митингах летом 2019 года. DOXA написала про нас как про своих задержанных редакторов — и так началась моя работа в DOXA и публичный активизм. Эта деятельность привела к уголовному делу, которое завели на меня и других редакторов и редакторо_к в 2021 году. Арест меня радикализовал и активизировал еще больше, и даже под запретом на использование интернета я продолжила работу в журнале.

Когда я находилась под фактическим домашним арестом, мои перемещения по городу — в суды и на допросы, — контролировались с помощью полицейского браслета. Браслет работает не очень хорошо, но в дополнение к нему твои передвижения отслеживаются с помощью камер. Как мне сказал мой инспектор ФСИН, они часто видят сбои [в работе браслета], но потом обычно проверяют по камерам, действительно ли человек выходил из дома, или нет. Несмотря на домашний арест, я все равно находила способы ходить по своим делам, поэтому привыкла замечать эти камеры и скрываться от них.

Киломяу: Мы были в Армении, когда проходил хакатон от «Интернета без границ». В нём участвовала Роскомсвобода, которая анонсировала проект про камеры видеонаблюдения. Мы с Наташей взялись за компьютеры, Наташа выгрузила данные по камерам, и мы быстро нахакали интерактивную карту.

Наташа: Карта, на мой взгляд, может помочь найти маршруты, на которых вы можете остаться незамеченными. Также на карте представлены данные по разным типам камер. Например, есть камеры с технологией распознавания лиц, и они размещаются не только на площадях и у метро, но и в местах, где живут активисты. Я проверила: и у меня, и у моих «коллег» по уголовному делу у подъездов были такие камеры.

Киломяу: Задача, которую мы держали в уме, — узнать, где находятся камеры, чтобы иметь возможность их обойти. Но на самом деле интерактивная карта может использоваться и для других целей, это почти что исследовательский инструмент. Карта — это просто хороший формат для таких данных.

Наташа: Изначально идея Роскомсвободы была в том, чтобы строить маршруты, отталкиваясь от того, где находятся камеры. Можно было бы развить наш проект в сторону построения безопасных маршрутов, но не хочется делать слишком удобный интерфейс — потому что благодаря этому другая сторона сможет узнать, кому и куда надо идти. На мой взгляд, сама публикация такого проекта, такой карты должна вдохновлять людей на то, чтобы они делали что-то похожее.

Я бы не назвал себя активистом с большой буквы. Долгое время я не был глубоко вовлечён в политические процессы, но меня всегда беспокоило, что Роскомнадзор блокирует ресурсы, которыми я пользуюсь или что мои родственники не могут узнать какую-то информацию про политику в мире. Я изучал, как это работает, делал VPN, но это всегда было для какого-то закрытого круга лиц, в основном для друзей и родственников.

После начала войны мне хотелось как-то поучаствовать в антивоенном движении. Нельзя сказать, что какое-то конкретное событие на войне сильно меня переключило — всё это время я читал новости и находился в шоковом состоянии. Спустя несколько месяцев после начала войны я эмигрировал, и после того, как в бытовом плане у меня всё устаканилось, я смог выдохнуть и понял, что теперь могу потратить свои силы на что-то более полезное. Я почувствовал, что для меня это важно ещё и потому, что я вообще не ходил на митинги в своё время и жалею об этом. И вот мои навыки в сфере разработки и системного администрирования пригодились: мои друзья работают в Доксе, и у них есть потребности в общении с читателями или в обходе блокировок. Я, например, сделал систему, которая позволяет Доксе делать зеркала. Когда Роскомнадзор их блокирует, самостоятельно поднимается новое зеркало и все ссылки начинают на него указывать. По поводу некоторых технологий мне писали активисты, что у Доксы это круто сделано, и они тоже хотели бы сделать какой-то аналог в своих проектах. Но это кто-то в Доксе давал им мой контакт — у меня самого не такое громкое имя, я не веду твиттер, не рассказываю об этом.

Сейчас я волонтерю в Доксе. У меня есть другая работа, так что для меня не стоит вопрос, на что жить. Свободное время я трачу на что-то для души. При этом, насколько я знаю, в некоторых медиа, в том числе в Доксе, есть возможность ещё и получать оплату за свой труд.

Я занимаюсь волонтерством каждый второй вечер, 15–25 часов в неделю стараюсь выделять на это. Но бывает по-разному. Важно не выгорать: если я устану и уйду из команды, нужно будет найти на мое место кого-то, кому можно доверять, а это сложно. Так что важно трезво оценивать свои силы.