Изображение-Чистое небо, красные лужи

Чистое небо, красные лужи

Куда завернет узбекский политический режим после протестов в Каракалпакстане

25 января 2024 года DOXA признали «нежелательной организацией».

Если вы находитесь в России или планируете в нее возвращаться, вам нельзя репостить наши материалы в соцсетях, ссылаться на них и публиковать цитаты.

Подробнее о том, что можно и нельзя, читайте в карточках.

В начале июля жители Каракалпакстана вышли на улицы в знак протеста против конституционной реформы, которая лишала республику суверенитета в составе Узбекистана. Власти подавили протесты силой, что привело к человеческим жертвам. Точное число погибших и пострадавших все еще неизвестно. Более пятисот человек были задержаны, люди сообщали о пытках, шантаже и угрозах со стороны силовиков.

Поправки в конституцию, вызвавшие протесты, в итоге были отозваны, но жители республики до сих пор сообщают о милицейских рейдах, регулярных отключениях интернета и цензуре. Независимые журналисты и блогеры, освещавшие протесты, объявлены подозреваемыми в организации массовых беспорядков и содержатся под стражей.

DOXA выражает солидарность с пострадавшими от действий силовиков в Каракалпакстане и публикует текст с анализом ситуации, который анонимно вышел в «Хук», независимом СМИ из Узбекистана. Автор, международный эксперт по Центральной Азии, вынужден сохранять анонимность, поскольку опасается за свою безопасность на фоне репрессивной политики государства.

Омон и бронетехника на улицах города, светошумовые гранаты и водометы, тысячи протестующих, уличное насилие, раненые и убитые — такая картинка из Центральной Азии уже перестала кого-либо удивлять. В этом году вслед за лопнувшими пузырями общественного недовольства в Казахстане, Таджикистане наступила очередь Узбекистана. В первые дни июля на улицы Нукуса (столицы Республики Каракалпакстан, входящей в состав Узбекистана) вышли тысячи недовольных проектом поправок в Конституцию, по которой Ташкент планировал лишить их автономии.

Хотя протесты быстро подавили, случившееся необычно для Узбекистана. По сути это первый массовый политический протест в стране со времен андижанских событий 2005 года. Тогда первый президент Узбекистана Ислам Каримов безжалостно подавил бунт: только по официальным оценкам, было убито почти 200 человек (по неофициальным — в десять раз больше), а политический режим перешел к ужесточению, и до самой смерти Каримова Узбекистан закрылся от мира.

Вопрос, который многие задают сейчас: Каракалпакстан — это «Андижан Мирзиёева»? Какой реакции на кризис ждать от нынешнего руководства Узбекистана, учитывая, что весь первый президентский срок Шавкат Мирзиёев заново открывал страну миру и избавлялся от каримовского наследия? Приведут ли события в Нукусе к завершению сравнительно нового курса второго президента Узбекистана?

Обезглавленный сепаратизм?

Для внешних наблюдателей может показаться, что раз руководство Узбекистана решило что-то делать со статусом Каракалпакстана, значит, на то были причины. Возможно, там набирало обороты местное сепаратистское движение или назревал конфликт с центральной властью.

Однако за годы существования Каракалпакстана в составе Узбекистана от его автономии фактически ничего не осталось. Намеки на реальное сепаратистское движение в Каракалпакстане возникли в промежутке между развалом СССР и укреплением режима первого президента Узбекистана Ислама Каримова. Однако каракалпакские политические движения начала 1990-х были разрозненны и не могли договориться о будущем статусе республики. Единственный за всю историю Каракалпакстана президент Даулетбай Шамшетов выступал за полную независимость. С ним был не согласен председатель совета министров автономии Амин Таджиев, который считал, что нужно продолжать быть в составе Узбекистана. Были и другие мнения: за присоединение к более близкому этнически, культурно и лингвистически Казахстану или даже за сближение с Россией.

Сильнее всех оказался Таджиев, который при активной поддержке Ислама Каримова вытеснил остальных из политики Каракалпакстана, и в 1993 году республики подписали межгосударственный договор о вхождении Каракалпакстана в состав Узбекистана

По этому договор через 20 лет (в 2013 году) должен был пройти референдум о статусе республики. Однако к этому моменту Каримов очистил Каракалпакстан от оппозиции и любых ростков сепаратизма. Шамшетов под давлением покинул пост президента, а сама эта должность была упразднена. Сын Шамшетова Бахтияр, который пытался заниматься активизмом, все еще находится в тюрьме за организацию преступного сообщества. Глава возникшей в тот период политической партии «Халык Мапи» (воля народа) Марат Аралбаев загадочно погиб, партию распустили.

Региональных активистов сажали регулярно, зачастую обвиняя в экстремизме — сотни из них до сих пор отбывают свои сроки. Остальные покинули страну и продолжают привлекать внимание к проблемам Каракалпакстана из-за рубежа. Самое известное движение за независимость Каракалпакстана базируется в Норвегии — это «Алга, Каракалпакстан», которое называет себя правительством в изгнании, но внутри региона их влияние ограничено, а лидеры — не популярны и даже не известны.

На уровне элит статус Каракалпакстана в составе Узбекистана был выгоден обеим сторонам еще с советских времен. К примеру, один из самых известных каракалпакских лидеров Каллибек Камалов (первый секретарь Каракалпакского обкома КП Узбекистана с 1963 по 1984 г.) был тесно связан личными интересами с центральной властью в Узбекской ССР. Камалов был одним из обвиняемых в громком «хлопковом деле», а также приходился родственником известному и, наверное, самому влиятельному за всю историю первому секретарю ЦК КП Узбекской ССР Шарафу Рашидову (сын Рашидова был женат на дочери Камалова, а сын Камалова — на племяннице Рашидова).

Сегодня в вопросе консенсуса элит наблюдается преемственность. Нынешний глава каракалпакского парламента (самая высокая должность) Мурат Камалов — сын того самого Каллибека Камалова.

Депрессивный регион

Если для элит статус-кво — лучший вариант, то для местного общества это так не выглядит. При нынешнем положении вещей, судя даже по официальным данным, в Каракалпакстане жить сложнее, чем в других регионах Узбекистана.

Каракалпакстан занимает больше трети территории Узбекистана, но с плотностью населения с 11,7 человека на квадратный километр (для сравнения в Ташкенте — 6 379). При малочисленном населении Каракалпакстан важен для Ташкента стратегически — через него проходят основные газопроводы Узбекистана, на территории Каракалпакстана расположены крупные нефтяные и газовые запасы. Также Каракалпакстан — чемпион по производству химической продукции в Узбекистане — более 30 процентов.

При этом в сравнении с остальными регионами Узбекистана Каракалпакстан — самый депрессивный. Там самый низкий коэффициент рождаемости, самый высокий показатель смертности женщин при родах (почти в два раза превышает средние показатели по Узбекистану), самая высокая миграция за рубеж (30 процентов всех мигрантов из Узбекистана в другие страны — выходцы из Каракалпакстана).

Всего в 15 процентах домов проведена канализация, и лишь у 57 процентов есть доступ к питьевой воде (остальные берут воду из открытых источников и колодцев). Экономические показатели Каракалпакстана также ниже средних по Узбекистану: в регионе самые низкие уровни занятости населения и экономической активности и один из самых низких уровней дохода и самый высокий уровень бедности (16,4%).

Но самая большая проблема Каракалпакстана — последствия экологической катастрофы высохшего Аральского моря. В Каракалпакстане люди чаще страдают от рака (на 25% чаще), болезней дыхательных путей (туберкулезом и астмой болеют в два раза больше, чем в среднем по Узбекистану), к тому же, если в среднем в Узбекистане на тысячу человек приходится 25 инвалидов, то в Каракалпакстане этот показатель достигает 75—100, все это плохо сказывается и на психическом здоровье жителей Каракалпакстана.

Очевидно, что потенциал для недовольства в Каракалпакстане был высоким. Особенно кажется несправедливой ситуация, когда в граничащем с Каракалпакстаном Мангистауском районе Казахстана средние зарплаты в два раза выше (по данным 2021 года, в Каракалпакстане не достигают и $400, в Мангистау — почти $800).

Поэтому вряд ли нынешние беспорядки произошли потому, что Ташкент проглядел сепаратистов или элиты не поделили что-то между собой. Причина, как ни прозаично, в том, что Ташкент перестарался, желая подстраховать себя от потенциального сепаратизма в отдаленном будущем, надавил на депрессивный регион и своими руками запустил кризис.

Остров стабильности

Узбекистан снаружи выглядит оплотом стабильности в бурном море центральноазиатских кризисов, и казалось, поводов для беспокойства здесь нет. Однако внутри страны чувствуется напряженность по поводу внешних событий. Ташкент наблюдает, как один за другим дружеские политические режимы теряют устойчивость: массовые протесты в августе 2020-го в Беларуси, очередной госпереворот в Кыргызстане в октябре 2021-го, приход Талибов к власти в Кабуле в августе 2021-го, неудачная попытка госпереворота в Казахстане в январе 2022-го, бунт памирцев в Таджикистане, и, наконец, война России против Украины.

На последнем острове стабильности нервничали, что могут что-то упустить, и старались подстраховаться. После белорусских протестов в Узбекистане ускорили принятие закона «о митингах» (МВД даже выпустило заявление, опровергающее любые его связи с Беларусью). Особенно сильно впечатлил узбекское руководство кризис в Казахстане. Тогда Мирзиёев срочно прекратил новогодний отпуск и вернулся в офис, во всех учебных заведениях продлили каникулы, а позже на несколько месяцев вернули карантин «из-за эпидемиологической ситуации». На улицах стало больше полиции, а в некоторых городах негласно ввели даже комендантский час, продлившийся аж до мая, который приводил к скандалам с туристами.

Однако этого казалось недостаточно — было ощущение, что нужно залатать те щели, которые потенциально могут привести к трещинам режима. Что-то залатали точечно: например, несмотря на все разговоры о важности гражданского общества, власти усложнили возможность для некоммерческих организаций получать иностранное финансирование.

Самые крупные трещины было решено замазать одним мазком — переписать Конституцию. В отличие от каримовских времен, при Мирзиёеве правительство постаралось создать впечатление партнерства с гражданами. На специальный сайт «Это моя Конституция» каждый гражданин мог отправить свои предложения, которые затем специально созванная Конституционная комиссия должна была просмотреть и опубликовать исправленный вариант. Комиссию возглавил Акмал Саидов, он входил в первую Конституционную комиссию, один из редких политиков каримовских времен, удержавшихся после смены власти.

Однако процесс сбора предложений сложно было назвать прозрачным, и непонятно, какими критериями руководствовалась комиссия, когда отделяла действительно нужные поправки от ненужных. Было заметно, что комиссия свысока относится к общественному мнению, ее председатель однажды назвал пользователей соцсетей «малограмотными гениями».

И все же, когда 25 июня опубликовали новую редакцию Конституции, ее подали как «народную». Среди разнообразных декларативных положений, которые предлагали внести в новую Конституцию (о «культурном наследии великих предков», «социальной справедливости» и «браке между мужчиной и женщиной»), были действительно важные пункты, например, об отмене смертной казни. Однако в новой редакции были и явные признаки усиления президента: теперь его срок длится семь лет, и он сам формирует Совет безопасности и все аффилированные с ним институты (даже совещательные). Помимо всего этого, в новой версии Конституции была практически полностью переписана 17-я глава о статусе Республики Каракалпакстан в составе Узбекистана. Предлагалось убрать упоминание о том, что Каракалпакстан «суверенная республика», и самое главное — удалить советскую по формулировке статью 74: «Республика Каракалпакстан обладает правом выхода из состава Республики Узбекистан на основании всеобщего референдума народа Каракалпакстана».

Если к увеличению сроков и потенциальному «обнулению» все были готовы, то правки по поводу Каракалпакстана застали общество врасплох. Соцсети забурлили, один за другим стали появляться петиции и видеообращения к президенту, в Каракалпакстане назревало недовольство — об этом писали местные медиа и активисты.

Когда терпение лопнуло

Первой реакцией властей было желание не дать шуму разойтись: СМИ вынуждали удалять материалы о поправке, в Нукусе были перебои с интернетом и связью в целом, началось давление на журналистов, блогеров и активистов. Но эти меры не смогли остановить протест, а наоборот, вывели на улицы больше недовольных.

Протест возник хаотично, но среди толпы появлялись и желающие его возглавить. Главным стал местный активист и блогер Даулетмурат Тажимуратов (его читают и смотрят в телеграме и ютюбе несколько десятков тысяч). По словам Тажимуратова, он обращался к депутатам каракалпакского парламента (Жокаргы Кенес) с просьбой разрешить мирный митинг 5 июля (в этот день должны были опубликовать финальный вариант обновленной Конституции). А протестующих Тажимуратов просил сделать его «лидером каракалпаков» и следовать за ним, чтобы «добиться освобождения Каракалпакстана мирным и законным путем».

В тот же день он пропал, позже выяснилось, что его задержали. Это стало главным тригером для начала многотысячных протестов. Дальше ситуация накалялась. Силовики жестко реагировали, по соцсетям разлетались видео с кадрами насилия. Чтобы угомонить толпу, власти освободили Тажимуратова, вместе с ним к протестующим вышел сам Мурат Камалов — председатель парламента, это самая влиятельная должность в Каракалпакстане. Вместе они залезли на машину и через громкоговоритель пытались уговорить толпу разойтись. Однако толпу уже никто не контролировал, и часть протестующих отправилась к зданию парламента, где, по-видимому, и произошли самые ожесточенные стычки.

Ситуация не успокаивалась, и следующим днем президент Шавкат Мирзиёев и премьер-министр Абдулла Арипов были уже в Нукусе.

Нукус быстро изолировали: по «техническим причинам» отменили все железнодорожные и воздушные рейсы, закрыли границу с Казахстаном. Интернет выключили, поэтому никто извне не мог понять, что там происходило. По данным сервиса Flight Radar, из центра страны в Нукус вылетели несколько боевых самолетов

В Нукусе президент Мирзиёев на месяц ввел режим чрезвычайного положения. Выступая в парламенте, он обвинил во всем депутатов Каракалпакстана: «Вы сами стояли во главе этого [внесения поправок], вы сами выступили с инициативой, вы сами подписали, сами выступили и сами одобрили. <…> Почему [никто] не позвонил мне и не сказал, что люди недовольны и так далее? <…> Если каракалпакский народ недоволен, ни одна статья никогда не будет изменена».

Все эти меры вместе охладили накал на улицах. Ночевал Мирзиёев в Ташкенте, но на следующий день снова вернулся. На этот раз, помимо депутатов, президент встретился с местными жителями, снова уверил их в том, что никаких непопулярных поправок в Конституции не будет.

Андижан Мирзиёева?

Протесты в Каракалпакстане — беспрецедентное событие в современной истории Узбекистана, схожее по своим масштабам лишь с беспорядками в Андижане 2005 года. Мирзиёев впервые в роли президента столкнулся с массовым политическим недовольством, но пока, похоже, справляется.

Хотя власть быстро пошла на уступки: отказалась от идеи отнимать автономию Каракалпакстана, реакция все же была жесткой. Пока известно о 18 погибших (4 из них силовики) и сотнях раненых, больше 500 протестующих задержаны, среди них активист Тажимуратов — против него возбуждено уголовное дело за попытки нарушения конституционного строя. Похожая история и у Лолагуль Каллыхановой, учредителя и главного редактора медиа Makan.uz — главного каракалпакского СМИ, которое освещало протесты — ее считают подозреваемой в «преступлениях, посягающих на общественную безопасность». Сейчас она привлечена в качестве подозреваемой по делу и в процессуальном порядке задержана.

Проводя параллели с Андижаном, многие утверждают, что Мирзиёев пойдет по пути своего предшественника. Однако такое решение кризиса идет вразрез со всем тем, что Мирзиёев делал на посту президента, избавляясь от излишней полицейщины каримовской эпохи.

Конечный пункт «нового Узбекистана» Мирзиёева — не демократия, а продвинутая автократия, открытая миру, без излишней репрессивности. Об этом практически прямо говорят официальные лица.

Но даже чтобы совершить переход от классической личной диктатуры к современной автократии, политической машине нужно сильно измениться. Главное отличие в том, что современные автократии много знают о своем обществе. В Китае или всеми любимом в Центральной Азии Сингапуре власти собирают самые разные, в том числе неприятные для себя данные о своих гражданах именно для этого, для того же в России ФСБ проводит закрытые соцопросы. Такие режимы имеют инструменты обратной связи — это в некотором смысле китайская система цензуры по ключевым словам в соцсетях; или созданный «Медиологией» проект «инцидент менеджмент» первого замруководителя АП Сергея Кириенко.

Такие инструменты, которых в современном Узбекистане нет, в какой-то мере замещают демократические каналы обратной связи.

Такая изобретательность современных автократий — не прихоть, а единственный способ выживания. В мире, где все как никогда прозрачно, где протесты благодаря технологиям собираются мгновенно, где общество знает о своих руководителях как никогда много, где люди из депрессивных регионов хорошо знают, как отличается их жизнь от жизни соседей.

Руководство Узбекистана может продолжить путь к «осовремениванию» режима, а может пойти по знакомому с каримовских времен пути изоляции и ужесточения. Такое поведение, безусловно, спугнет иностранные инвестиции и нарушит баланс, которого Ташкент аккуратно придерживается в своей внешней политике, как это произошло после 2005 года, когда Каримов выдавил США из страны и ускоренно двинулся в сторону России. Владимир Путин уже созвонился с Мирзиёевым и заявил о дальнейшем укреплении двусторонних отношений.

Опасность этого пути в том, что узбекское общество, которое за первый срок Мирзиёева отвыкло от репрессий, стало гораздо более требовательным к власти. Излишнее давление может вызвать и обратный результат. Какой бы путь руководство ни избрало, Каракалпакстан 2022 года усложнил для Мирзиёева оставшиеся до конца президентского срока годы и вопрос передачи или сохранения власти в 2026 году.