В поисках утраченного электората

Введение

В мае 2023 года Лаборатория публичной социологии (PS-Lab) опубликовала аналитический отчет, посвященный той части российского общества, которую она назвала лагерем (не)противни_ц войны. Информант_ками исследования стали люди, которых, с одной стороны, нельзя назвать сторонни_цами полномасштабного вторжения в Украину, но которые, с другой стороны, не исповедуют и последовательных антивоенных убеждений.

Хотя исследование Лаборатории не претендует на количественную репрезентативность, интуитивно кажется, что «(не)противни_цы войны» — это самая большая часть российского общества. Большинство информанто_к 24 февраля ужаснулись войне, но с течением времени начали желать победы России. Когда издание «Медуза», то ли решив повторить эксперимент PS-Lab, то ли придя к этой мысли самостоятельно, опросило своих читатель_ниц, «оправдывающих вторжение в Украину», оно пришло к тем же результатам: несмотря на то что их аудиторию можно в целом охарактеризовать как настроенную оппозиционно, часть ее ушла вправо — в оправдание и нормализацию действий российских властей. Текст «Медузы», учитывая охват портала, был заметнее, чем более социологически точный отчет PS-Lab, и сильно фрустрировал антивоенную аудиторию: некоторые читатель_ницы как бы похоронили свою надежду на российское общество, которое на кухне, как они думали, не такое, как на улице. Но главной эмоцией многих было удивление: как люди, читающие независимую прессу, знающие обо всех преступлениях путинизма от Новых Алд до Бучи и от Политковской до Немцова, могут заниматься его нормализацией?

В 2019 году я стал муниципальным депутатом Владимирского округа Санкт-Петербурга, и для меня, как и для многих моих колле_жанок, отчет PS-Lab и материал «Медузы» не стали открытием, а лишь подтвердили мои представления о роли политики в российском обществе. Существенный раскол между оппозиционными движениями и большинством общества существует давно — и массовая, скоординированная попытка избираться в муниципальные советы в 2010-х была одной из стратегий преодоления этого раскола. Она имела ограниченный успех, но получила собственную динамику, параллельную оппозиционному мейнстриму, и еще сыграет свою роль в будущем. Ниже я попытаюсь проследить развитие муниципального движения 2010-х в контексте истории демократического движения в целом и дать ответ на вопрос: в какой мере взгляды последовательных оппозиционеро_к смогли укорениться в российском обществе и почему эти успехи были столь ограниченными.

Первые шаги постболотной оппозиции на выборах местного уровня

Протестное движение 2011–2012 годов обладало серьезным политизирующим эффектом: акции тогда были самыми массовыми со времен путча 1991 года. Часть протестующих искала способы не только выразить свой протест, но и бороться за власть — тогда обнаружилось, что «путинские нулевые» серьезно размыли политический потенциал оппозиционных сил.

Владимир Волхонский, депутат муниципального округа № 72 в Петербурге

Я ввязался в муниципальные дела на семь лет раньше [своего избрания в 2019 году], где-то примерно в 2012 году. В 2011 году я был кандидатом в Заксобрание [городской парламент Санкт-Петербурга] и довольно быстро понял, что, хотя у нас есть сторонники на той территории, где я выдвигался, я никак не могу с ними найти контакт. Списки сторонников партии “Яблоко” оказались неактуальными. Команду из местных жителей собрать не получалось. При этом ресурс на привлечение людей в штаб со стороны был мне недоступен. В итоге мне фактически не удалось провести избирательную кампанию. Я понял: чтобы избираться, надо работать вдолгую на какой-то конкретной территории, а не появляться там, как чертик из табакерки, за полгода до выборов. Так я пришел к необходимости заниматься местной политикой.

В марте 2012 года, когда протестная волна была еще сильна, в Москве прошли муниципальные выборы. Тогда из числа оппозицинеро_к депутатские места получили Максим Кац, Вера Кичанова, Елена Русакова, Константин Янкаускас и еще несколько человек. То есть, несмотря на то что столичное оппозиционное движение так или иначе вовлекло сотни тысяч людей, выдвигаться пробовали единицы — значительно более массовыми тактиками протеста стали наблюдение за выборами и помощь задержанным на митингах.

Газета «Коммерсант» тогда докладывала: «Победа двадцатилетних студентов, таких как Вера Кичанова и Макс Кац, на выборах муниципальных советников в Москве, равно как и общенациональный успех Михаила Прохорова, свидетельствуют: запрос на новые лица и идеи есть, и он растет». Муниципальный уровень был не слишком знаком столичной прессе (так, депутат_ки названы «советниками»), но попадание новых политик_есс хоть в какие-то органы власти вызывало интерес.

Перед политизирующимися граждан_ками вставал вопрос: а как мы можем принять участие в политической жизни? Думские выборы были тотально сфальсифицированы, Путин вернулся на третий срок, а официальный дискурс стремительно фашизировался, пытаясь дискредитировать оппозицинеро_к как «национал-предатель_ниц». И для части активисто_к выдвижение ряда депутато_к на местном уровне стало вдохновляющим примером.

Александр Замятин, ведущий подкаста «Это базис», бвыший муниципальный депутат района Зюзино в Москве

В политику пришло много новых людей, новая энергия. И часть этих людей нашли себя в муниципальном уровне, потому что там самый низкий входной барьер. Есть ли возможности идти на президентские или думские выборы, что ли? Вряд ли. С моей точки зрения, политика вообще по своей природе — это низовая политика.

Колонка о том, почему местная политика — это и есть настоящая политика

Зачем заниматься муниципальной политикой в России после 24 февраля?

Муниципальный депутат Александр Замятин — о том, почему местная политика все еще важна для построения демократии в России

Александр Замятин

Социальная база столичного оппозиционного движения в 2011–2012 годах существенно выросла и расширилась. Но для того чтобы превратить недовольную властью аудиторию в политический актив, нужно было прилагать организационные усилия. Разные оппозиционные силы предпринимали попытки превратить общественное недовольство в мандаты.

Наталья Шавшукова, исследовательница местного самоуправления в России и Польше

Некоторые люди, в том числе я, говорили о том, что нужно идти на муниципальный уровень, потому что федеральный и во многом региональный уровни для нас закрыты. Мы целенаправленно занимались просвещением в этой сфере, проводили школы, публичные мероприятия, и это в том числе сыграло свою роль. В 2013 году в движение пришло много волонтеров, работавших на мэрской кампании Навального в 2013 году. И возник вопрос: куда канализировать их энергию? Куда они дальше пойдут?

Юлия Галямина, бывшая муниципальная депутатка Тимирязевского района Москвы

В 2012 году начал формироваться запрос на представительство, но сначала он не был направлен на местный уровень. Тот факт, что затем он перерос в запрос на муниципальное представительство, отчасти является результатом работы конкретных людей. Сначала нашей с Наташей [Шавшуковой], потом Кац с Гудковым подключились, потом Ходорковский.

Болотный протест выявил еще один важный фактор оппозиционного движения: внутри него было очень мало профессиональных политик_есс, а те, которые были (Зюганов, Кудрин, Миронов), по всей видимости, имели с Кремлем множество негласных договоренностей и не могли убедительно олицетворять собой перемены. В узком зазоре между профессиональными политик_ессами и общественными деятель_ницами, не претендующими на власть непосредственно (писатель_ницами, публицист_ками или комик_ессами), были такие фигуры, как Алексей Навальный, Борис Немцов, Илья Яшин и Сергей Удальцов, но ни один из них, кроме, пожалуй, Немцова, на тот момент не ассоциировался с электоральными успехами. Поставить на них тогда означало поставить на туманное будущее.

Другими словами, большому протестному нарративу не хватало конкретики: у оппозиции не было ни кандидато_к, которые уверенно победили бы на честных выборах федерального уровня, ни конкретных предложений по реформам, кроме электоральных. Оппозиционный дискурс без запинки объяснял, почему свобода слова — это правильно, а чекист во главе государства — не очень, но это все были достаточно абстрактные материи. Обычно люди сталкиваются с политикой в куда более прозаических конкретных обстоятельствах — и убедительный ответ на эти вызовы также должен быть конкретным, вытекающим из обстоятельств, а не только идеалов. Как так выходит, что реформа здравоохранения вроде бы никому не нравится, но все равно идет? Почему с житель_ниц дома собирают много денег на капремонт, а в итоге просто чуть-чуть красят стены?

Сергей Цукасов, бывший муниципальный депутат района Останкинский в Москве

Большая энергия в Москве пробудилась от протестных событий 2011–2012 годов, отчасти 2013-го, когда прошли очень конкурентные выборы мэра Москвы, на которых Собянин с трудом, за счет приписок победил Навального. Считаю, что именно тогда был дан импульс политической активности на уровне Москвы. Лично я до тех пор занимался деятельностью в федеральных облаках, то есть входил в левые политические объединения и тусовки [и обсуждал очень глобальные проблемы]. А в те годы меня зацепила именно районная и московская тематика.

Победы отдельных оппозиционеро_к в Москве в 2012 году на муниципальных выборах показали, что есть возможность бороться и побеждать, а затем делом доказывать, что честные выборы нужны не только потому, что так говорят диссидент_ки. Правда, стоит отметить, что возможности появились не везде: например, муниципальные выборы в Санкт-Петербурге в 2014 году прошли с огромными нарушениями в первую очередь за счет досрочного голосования, так что оппозиция была по факту от них отстранена. «На досрочке просто вынули из сейфов бюллетени, которые там лежали, и положили бюллетени, какие надо», — вспоминает Волохонский.

Мы рассказываем про военное вторжение России в Украину, протесты и репрессии. Мы считаем, что сейчас, когда десятки медиа закрылись или перестали освещать войну, доступ к независимой информации важен как никогда.

Поддержать

Оформите разовое или ежемесячное пожертвование.

Внимание отдельных федеральных политик_есс и городских активисто_к к местному уровню как к одному из путей развития оппозиции придало импульс муниципальному движению. Однако на вопрос о том, существует ли непосредственная связь между идеалами и требованиями Болотной, электоральными успехами и интересами россиян_ок, не был отвечен, никто ее не мог убедительно объяснить. Среди лидеро_к оппозиции доминировало понимание политики как вертикального процесса, где повестка формируется ими, а общество разделяет или не разделяет абстрактные, хотя солидные, идеалы и ценности: свободу слова и собраний, честные выборы и так далее. Кража голосов в 2011 году, произошедшая буквально на глазах у тысяч наблюдатель_ниц, была не провозглашением абстрактных антидемократических ценностей, а вполне конкретным преступлением. Своей конкретностью фальсификации вовлекли в протест массы людей, которые, в свою очередь, влились в существующие гражданские сообщества или создали свои — правозащитные, наблюдательские, районные.

Муниципальное движение 2017–2019 годов в Москве и Петербурге

Если после выборов 2012 года в муниципальных советах Москвы оказалось не больше десяти оппозиционеро_к, то в 2017 году из 1502 мандатов оппозиция получила почти триста, а выдвигалось больше тысячи человек. Этому успеху движение во многом обязано проекту «Объединенные демократы», созданному политиками Максимом Кацем и Дмитрием Гудковым.

Одним из способов деполитизации граждан_ок в путинской России всегда был подчеркнутый легализмПодчеркнутое следование букве закона, но пренебрежение его духом. власти. Хотя должность муниципально_й депутат_ки не предполагает особых профессиональных квалификаций, год от года процедура выдвижения в кандидат_ки усложнялась. Чтобы попасть в бюллетень, нужно собрать и правильно заполнить множество документов, причем проверяют их более чем придирчиво. Это делало входной порог в местную власть слишком высоким, чтобы активист_ки, не имеющие компетенций в подобных процедурах, пробовали выдвигаться — и именно эту проблему постарался решить проект Каца-Гудкова.

Они вышли к активным москвич_кам с понятным предложением: мы снизим для вас порог входа за счет технологий и оптимизации процессов, а вы выдвигайтесь, а затем не ленитесь и ходите агитировать. Это был технооптимистичный проект, «муниципальный убер»: в несколько кликов человек становился частью команды, выбирал район выдвижения, а невидимые сотрудни_цы штаба начинали готовить его документы.

Организованная помощь кандидат_кам на всех этапах, в условиях, когда мэрия Москвы не ожидала подвоха, добыла для оппозиционной части общества то, чего не было уже очень давно — ощущение победы. В день тех московских выборов я был в Бонне в рамках университетского мероприятия и поднял с другом тост за победу, хотя тогда следил за политикой не слишком внимательно. Наконец-то наблюдатель_ницы защищали на участках не 2% за Явлинского или 70% за Путина, а настоящие результаты вполне живых людей, с которыми можно обменяться контактами и делать что-то вместе уже после выборов.

Эта история казалась серьезным успехом: «У коммунистов, например, пока прошло 15 кандидатов — и только те, что были поддержаны “списком Гудкова”. Выходит, что “Объединенные демократы” превратились в самого серьезного оппонента Едра в Москве», — писал у себя в Facebook журналист Сергей Пархоменко.

Сергей Цукасов, бывший муниципальный депутат района Останкинский в Москве

Мы создали объединенную команду, фактически не зависящую ни от КПРФ, ни от Яблока, от которых выдвинули некоторых кандидатов, ни от каких-либо других партий. Мы черпали свою поддержку из воодушевления наших избирателей, которые приняли такую команду. Все сложилось один к одному, и в 2017 году мы действительно стали первым независимым советом депутатов в Останкинском районе. Впервые из всех двенадцати мест ни одного едроса — мы выиграли все.

Все эти люди выдвигались на волне урбанистического бума, когда москвич_ки внезапно стали разбираться в общественных пространствах, детских площадках и платной парковке. Урбанистика действительно обладала политическим потенциалом. Тем не менее, для многих — как из числа кандидато_к, так и из числа избиратель_ниц — она оставалась неким внешним нормативным дискурсом, где именно эксперт_ки знают, как сделать правильно. Теперь молодые депутат_ки, получив опыт избирательных кампаний, оказались в ситуации, когда взгляды можно было проверить на практике.

Василий Хорошилов, муниципальный депутат района Академический в Москве

Мы изначально пришли с видением, что мы знаем, как лучше… Но оказалось, что в политике есть не только мы и городские власти — что есть люди, которые тоже могут иметь свое мнение. В одном доме люди могут выступать за три разных варианта решени»я проблемы, и им нужно договориться в первую очередь друг с другом. Пока они не договорятся, никакой депутат, никакая управа не должны приходить сверху и говорить: «А мы решили, что будет так». Я пришел к такой концепции, что демократия ценнее каких-то правильных, эффективных, недорогих, современных и красивых решений.

В 2019 году Кац, уже отдельно от Гудкова, но при поддержке партии «Яблоко», попытался развить успех в Санкт-Петербурге. Кроме того, продвигать оппозиционных кандидато_к здесь взялись «Умное голосование», региональный Штаб Навального и проект «Объединенные демократы», который забрал с собой Гудков, когда прекратил сотрудничество с Кацем. Кампанию сопровождали споры о том, кто и в каких округах должен выдвигаться.

Те выборы прошли значительно более грязно: мне, например, сначала отказали в регистрации, затем восстановили, а затем конкурент из «Единой России», шедший как самовыдвиженец, подал в суд, пытаясь все же вычеркнуть меня из бюллетеня. Но если в моем округе избирком был еще не слишком упорен, то в районах, где совсем не считаются с выборами как с процедурой, например, на Петроградской стороне, где в итоге не было ни одного оппозиционного кандидата, документы просто меняли местами. В папки с фамилиями оппозиционных кандидато_к клали документы на других людей, а затем отказывали оппозиционер_кам в регистрации на основании того, что они якобы подали чужие документы.

Почему наблюдать за выборами важно и как это сделать?

Зачем наблюдать на выборах в России в 2023 году?

Отвечаем на главные вопросы о грядущих выборах

Искринка

Однако все же оппозиции удалось получить в городе порядка 150 оппозиционных депутато_к, то есть около 10% процентов из разыгрывавшихся мандатов. Это воспринималось скорее успехом на фоне выборов 2014 года, когда никакой системной победы достигнуть не получилось и у того же «Яблока» было ноль муниципальных мандатов, несмотря на крепкие позиции в городской политике.

Параллельно в Москве шли выборы в городской парламент — Московскую городскую думу. Для части муниципальных депутато_к 2017 года это был способ развить успех двухлетней давности. Так, избраться попробовали депутат_ки Елена Русакова, Сергей Цукасов, Анастасия Брюханова, Константин Янкаускас и Юлия Галямина. Однако перспективы получить оппозиционный городской парламент мэр Собянин уже позволить себе не мог, и большую часть кандидатов просто не зарегистрировали.

Для промоушена избирательной кампании в Петербурге «Городские проекты» Варламова-Каца даже сделали сайт — Штаб преображения Петербурга. Предполагалось, что избранные депутат_ки будут продвигать выложенные на сайте проекты благоустройства общественных пространств. И многие действительно это делали и находили единомышленни_ц среди горожан_ок. Однако депутатские будни едва ли похожи на воркшоп в лофте команды городских планировщи_ц.

Татьяна Муковникова, муниципальная депутатка района Остров Декабристов в Санкт-Петербурге

Люди чаще всего приходят ко мне на прием не потому, что их в муниципалитете что-то не устраивает. Они, наоборот, говорят, что вы новое делаете и это хорошо. А приходят на самом деле потому, что у них нет денег, и это просто какая-то тотальная бедность. Люди годами живут на 14 тысяч, из которых наверняка половина уходит на коммунальные услуги. Как на семь тысяч проживешь?

Я не хочу сказать, что эти материалы и предвыборные программы были бесполезны. Все эти картинки красивого города, разговоры про пешеходизацию улиц или про приятные лавочки — это помогало задать вектор избирательной кампании. Однако в большинстве случаев жители района приходят на прием к мундеп_ке не затем, чтобы выслушать видео Ильи Варламова в кратком пересказе, а чтобы рассказать о своих проблемах — и депутат_ка должна слышать этих людей.

Ко мне, например, приходила жительница моего муниципального образования, живущая вместе со своим сыном с нейроотличностью в одной комнате. Под их комнатой открылся бар с громкой музыкой, из-за которой ее сын не мог спать, и у него даже наметился регресс в терапии. Хозяева бара отказались менять формат работы или хотя бы соблюдать нормы об уровне шума, вместо этого они предложили оплатить ей и сыну кровать в хостеле по выходным. И вот перед тобой две задачи: главная — это, конечно, помочь ей вернуть нормальные условия жизни, но есть и вторая — разобраться в том, какое у этого конфликта политическое содержание. Что нужно поменять в общественной структуре, чтобы предотвратить такие ситуации — должно ли прежде всего государство стать правовым или бизнес — этичным, а может, самое важное здесь — это низовая кооперация житель_ниц дома или района?

За пять лет депутатства у каждо_й, кто добросовестно выполнял_а свои обязанности, наберется десятки таких историй, а если посчитать все взаимодействия с житель_ницами, то их будет несколько сотен, иногда — тысяч. Все эти разговоры не бесполезны, потому что ты не словом, а делом подтверждаешь свои взгляды, твоя убедительность не в красоте аргумента, а в организационных мерах, которые ты предпринимаешь для решения проблем местного сообщества. И поэтому мне кажется, что в этом основная ценность муниципального движения и муниципальной повестки в общей стратегии российской оппозиции. Можно сокрушаться, что до сих пор это мнение не стало преобладающим среди оппозицинеро_к, но на самом деле никогда не поздно исправиться.

В 2017–2019 годах в низшие эшелоны власти пришли несколько сотен человек. Для государственной власти легко закрыть уши от голоса уличных активисто_к — всегда можно сказать, что они никого не представляют, их личное мнение может в лучшем случае иметь рекомендательный характер, а если они устраивают акции, их можно разогнать. Муниципальное движение начало менять эту ситуацию, и дептутат_ки, разговаривающие с с людьми и о людях, самим своим существованием отвечали на вопрос: а может ли оппозиция быть во власти и рушится ли от этого повседневность обыватель_ницы.

Муниципальное движение в регионах

В этом разделе я вынужден критиковать написанное ранее. Дело в том, что «муниципальное движение» с его понятной генеалогией (Болотная — выборы мэра Москвы — муниципальные выборы 2017 и 2019 годов) это не слишком подходящая рамка для понимания ситуации в региональной политике.

Антон Фатеев, депутат Городской думы Томска

Я не чувствовал муниципальное движение в конце 2010-х — возможно, оно сложилось в Москве и Петербурге, но в регионах оно не ощущалось. Мундепов из регионов хуже слышно, Россия очень централизованая страна, и СМИ также очень централизованы.

Российская региональная политика сопротивляется широким обобщениям — она очень разнообразна: от протестного Севера (Карелия, Архангельская область, Коми) до диктатуры Кузбасса. Более того, региональная специфика ставит под сомнение сам термин «оппозиция». Можем ли мы называть мурманскую «Единую Россию», объявившую войну областному начальству, оппозицией? Или признанного иноагентом депутата от КПРФ? Реальная борьба на местах может никоим образом не вписываться в категории оппозиционного дискурса, конструируемого большими ютуб-каналами и другими федеральными площадками.

Наталья Шавшукова, исследовательница местного самоуправления в России и Польше

Мне кажется, что мы очень сильно недооцениваем регионы и очень сильно переоцениваем столицы. Допустим, возьмем протесты в Шиесе. Протестами был охвачен весь Север, и в некоторых городах выходили на площади 10% жителей. Если бы в Москве вышло 10% жителей, то у нас бы была другая страна, но этого не происходит. Я считаю проблемой в целом тусовочность нашей политики и сосредоточенность ее на проблемах Садового кольца и, как максимум, МКАДа и Петербурга. Я даже говорила с представителями «Дождя»: почему вы так долго игнорировали, допустим, события в Шиесе? Это касается не только избрания депутатов, а вообще в принципе политической активности.

Тем не менее, попытки включить региональное измерение в общий оппозиционный контекст предпринимались. Во-первых, конечно, Штабы Навального, открывшиеся в более чем восьмидесяти городах. Много регионов охватили и в фонде «Городские проекты» Каца-Варламова. Обе эти организации, хотя и с разной спецификой, напрямую декларировали свои цели как политические: они собирались участвовать в выборах, организовывать избирательные штабы, проводить общественные кампании.

Однако в регионах была и собственная политическая динамика, не связанная со столичными или федеральными проектами. Например, в Новосибирске действует Коалиция независимых кандидато_к «Новосибирск 2020», которая на соответствующих выборах в Горсовет Новосибирска смогла взять четыре мандата. Столичный и региональный политические контексты в этом случае пересекались, но не совпадали друг с другом:

Антон Картавин, депутат Горсовета Новосибирска, сооснователь коалиции «Новосибирск 2020»

Мы немного следили за тем, что происходит в столицах, но лично я не был в это сильно погружен, не знал всех имен и как проходили кампании… Некоторые новосибирские активисты ездили на эти кампании, набирались опыта. Я в 2016 году был по своим делам в Москве и пару дней провел со штабом Юлии Галяминой… История нашего движения начинается в 2015 году, когда у нас начала оформляться сильная региональная ячейка, скажем так, похоже мыслящих людей. И в 2020 году ядро коалиции составили люди, знакомые по кампании 2015 года.

При этом тактика открытия штабов из местных житель_ниц, занимавшихся их проблемами, выглядела эффективнее, чем тактика «электоральных вторжений», к которой прибег в 2020 году Максим Кац, попытавшийся экстраполировать идею «муниципального убера» на регионы без существенных изменений организационной модели. И хотя кандидат_ки были, конечно, местные, прямая калька повестки и методов работы скорее не сработала. Тогда он попытался выдвинуть 57 кандидато_к в девятнадцати регионах и сам впоследствии признавал, что этот опыт был трудным — прежде всего из-за соотношения затраченных усилий к итоговому результату (семь мандатов в двух регионах: Самаре и Томске).

Но кроме попыток основать региональные франшизы федеральных политических команд, была и попытка объединить усилия местных сообществ снизу: в 2021 году был создан «Земский съезд» — межрегиональная организация муниципальных депутато_к, целью которой было продвижение муниципальной повестки и темы местного самоуправления. В объединение вошли около ста представитель_ниц из примерно двадцати регионов.

Учитывая все это, можно сказать, что оппозиция научилась разными путями совмещать столичный и региональный контексты на основе общего и местами схожего опыта — местного самоуправления. Муниципальное движение развивалось и вовлекало новых людей из разных частей страны. Этот процесс не остановился после начала вторжения, хоть и замедлился по объективным причинам.

Заключение

Муниципальный бум 2010-х и начала 2020-х обогатил российский протест. В движении появились несколько тысяч людей с практическим опытом политической борьбы, опытом общения вне привычной аудитории, опытом избирательных кампаний. Начавшееся позже полномасштабное вторжение в Украину не сделало жизнь оппозиционных мундепо_к легче: кто-то эмигрировал, кто-то затих, а есть и те, кто сдался, махнув рукой на идеалы.

Отличительной чертой муниципального движения стала его горизонтальность, дисперсность: его сила не в том, что каждый из этих людей стал известной фигурой в федеральной повестке. Вместо этого движение создавало инфраструктуру, ту среду, в которой нарративы большой политики сталкиваются с конкретностью жизни и где они, взаимодействуя, теперь преобразовывают друг друга. Когда в городе Ефремов Тульской области, где живет 36 тысяч человек, полиция пришла за отцом Маши Москалёвой из-за ее антивоенного рисунка, именно наличие в этом месте депутатки Ольги Подольской позволило выстроить правозащитную кампанию на самых ранних этапах дела.

Ольга Подольская, депутатка Горсовета в городе Ефремов, Тульска область

Жители чаще всего молча поддерживали, знаками пытались сказать, что они вместе со мной. Редко кто на улице лично останавливал и говорил. Люди боятся. Зато те люди, кто был против, яро нападали, говорили: идите, снимайте, как мы вяжем носки и передаем помощь нашим ребятам. В общем, это очень тяжелое дело, которое как раз показывало все, что происходит сейчас в России.

Я попытался показать, что оппозиция добивалась успехов тогда, когда ее внимание сосредотачивалось не на полемике с федеральной властью и между видными оппозиционер_ками, а на прямой коммуникации с обществом и об обществе, о его проблемах и критическом разборе отношений между политикой и граждан_ками. Комментатор_ки и обозреватель_ницы часто упоминают, что Навальный в 2017–2018 годах «полевел» и стал чаще пользоваться аргументами за социальное государство. Мне кажется, что причиной этому стала не столько какая-то идейная эволюция, сколько опыт ведения реальной избирательной кампании. Открывая свои штабы в разных регионах и общаясь с местными избиратель_ницами, он естественным образом уловил их запросы. Я не думаю, что эта способность по определению делает человека левым политиком.

Отличительная черта политического мышления «(не)противни_ц войны» из исследования исследования PS-Lab — это отсутствие четкой позиции по самому важному политическому вопросу за последние тридцать лет. Меня совершенно не удивила эта размытость, потому что вряд ли можно приобрести последовательную позицию, просто поверив умным словам из оппозиционного эфира. Позиция — это результат политической коммуникации, когда твои взгляды могут воплотиться в конкретных делах, политических изменениях. Например, она может сформироваться в условиях хоть сколько-нибудь рабочей электоральной модели, предполагающей возможность проголосовать за человека, чьи воззрения перекликаются с твоими. Поэтому «(не)противни_цы войны» — это не приговор обществу, а состояние, когда люди ожидают политической альтернативы.

Разрыв между большими протестными, антипутинскими нарративами и обществом преодолим, но только с помощью участия в политической борьбе. Даже сейчас есть люди, которые занимаются такой борьбой. Упоминавшийся в статье «Земский съезд» продолжает свою работу, помогает новым кандидат_кам выходить на эти выборы, агитировать, находиться среди граждан_ок и видеть, пусть и на локальном уровне, реальный образ перемен. Ведь участие в политической борьбе — это не комментирование противостояния Путина и Навального, а выбор в пользу действия, которое ты можешь осуществить, и тех людей, вместе с которыми ты его совершишь.