Если вы находитесь в России или планируете в нее возвращаться, вам нельзя репостить наши материалы в соцсетях, ссылаться на них и публиковать цитаты.
Подробнее о том, что можно и нельзя, читайте в карточках.
Я отлично помню день, когда впервые пришла в кабинет психиатра. Весна 2015 года. Я села в метро после пар в университете и уже в вагоне достала из сумки потрепанный ежедневник. Неровным почерком в нем перечислялось все, что меня беспокоило: депрессивные состояния, эмоциональная нестабильность, навязчивые мысли.
Я никогда не была отличницей, но за свой первый поход к психиатру хотела получить твердую «пятерку». Закрывая страницы ладонями от взглядов других пассажиров, я несколько раз перечитала список. Я хотела, чтобы в кабинете каждый травматичный эпизод моей жизни отскакивал от зубов. Специалистку я нашла по гугл-запросу: «психотерапевт пограничное расстройство личности». Как большинство уважающих себя подростков, много сидящих в интернете, я уже примерно представляла, что со мной не так, но этого было недостаточно. Официальный диагноз должен был «исправить» все, дав происходящему со мной легитимное имя.
Все оказалось сложнее.
После первого сеанса я вышла из кабинета с рецептом на антидепрессанты и двумя обобщающими словами: «депрессия» и «тревога». Я не понимала, что с этим делать, но прилежно начала пить прописанные таблетки. Спустя пару месяцев они не дали результата, а мое раздражение от неправильного, как мне казалось, диагноза, нарастало. Тогда на очередном сеансе я не выдержала:
— Просто скажите мне конкретный, понятный диагноз.
— Ну, у вас истерическое расстройство личности.
— Я думала, пограничное… — с растерянностью ответила я.
— Это одно и то же, — ухмыльнулась терапевтка.
ПРЛ не лечится, а с «пограничниками» нельзя строить отношения?
Развенчиваем эти и другие мифы о пограничном расстройстве личности вместе с терапевтом и людьми с ПРЛ в успешной терапии
Тогда этот ответ показался мне приемлемым, и я вошла в новую жизнь с приятным осознанием, что верно поставила себе диагноз и теперь официально могу ступить на путь исправления. Каждый симптом, срыв и слезинка теперь имели сакральный смысл под названием «пограничное расстройство личности». В моих сохраненках в инстаграме появилась папка «ПРЛ», куда я ежедневно складывала искрометные мемы о своем расстройстве, а слово «пограничница» стало любимым. Проезжая остановку «Памятник пограничникам Отечества» по дороге на работу, я с гордостью альфа-мужчины, который приобнимает любимую женщину при братанах, говорила про себя: «Моя».
Оказалось, что эта остановка на моем пути исправления была далеко не конечной: эйфория от нового диагноза сменилась тревогой. Каждый день без симптомов стал вызовом: «Если сегодня тебе хорошо, какая же ты пограничница? Все придумала себе». Тогда я еще не знала, что похожие чувства испытывают многие люди, только получившие диагноз. В том числе потому, что чрезмерно соотносят себя с ним — а это может усилить симптомы. Например, человек может думать: «Раз у меня ОКРОбсессивно-компульсивное расстройство., я должен вести себя определенным образом». Среди других минусов, которые могут сопровождать новообретенный «ярлык», специалисты выделяют:
- возможное ощущение изоляции и «ненормальности»;
- стигматизацию со стороны общества;
- путаницу из-за вариаций в диагностике (разные специалисты могут поставить одному и тому же человеку отличающиеся диагнозы со схожей симптоматикой).
Я испытала на себе многое из этого списка. На сессиях с уже другими терапевтами я начинала рассказ о себе не с того, что меня беспокоит, а со слов: «Мне поставили пограничное расстройство личности». Объясняя свои действия или реакции, я говорила: «Поступила как типичная пограничница». А на попытки терапевтки вселить в меня веру в ровный эмоциональный фон и здоровые отношения, я отвечала:
Хуй знает, насколько это возможно с моим диагнозом
Не помогало и то, что диагностические критерии моего расстройства постоянно то менялись, то подвергались критике. В профессиональном сообществе годами идут дискуссии о том, существует ли вообще пограничное расстройство личности или следует классифицировать его как одну из форм ПТСРПост-травматическое стрессовое расстройство., ведь подавляющее большинство людей с ПРЛ — люди, пережившие насилие. После чтения разборок умных людей о том, как следует называть мои проблемы, я неизменно оставалась один на один с мемным, но болезненным вопросом: «Хто я?».
Тогда мне показалось, что ответ снова стоит искать в плоскости диагностики. Допустим, у меня не только ПРЛ, а еще и ПТСР. А еще, возможно, НРЛНарциссическое расстройство личности., ведь его часто ставят вместе с ПРЛ, а рилсы о нарциссизме в интернете так подозрительно повторяют ситуации из моей жизни.
Диагностика нескольких ментальных расстройств у одного человека действительно не редкость. Но специалисты считают, что зачастую это происходит из-за несовершенства диагностических критериев и не отражает реального положения дел. Так, согласно используемойВ этой статье я пишу о принятой в США системе потому, что многие видео и «диагностические тесты» в интернете, на которые может наткнуться и русскоязычная аудитория, основаны именно на ней. в США классификации психических расстройств DSMDiagnostic and Statistical Manual of mental disorders., человеку присваивается диагноз, если он испытывает определенное количество симптомов того или иного расстройства. При этом симптомы разных расстройств могут пересекаться, а в DSM почти не прописаны правила, объясняющие, какое из подходящих по симптоматике расстройств специалисту следует исключить или поставить в приоритет.
Это может привести не только к путанице, при которой человек обрастает сразу несколькими «ярлыками», но и к сложностям с фармакологическим лечением. Для купирования симптомов разных расстройств могут требоваться разные таблетки, которые не всегда сочетаются друг с другом и вызывают противоречивые побочные эффекты.
Используемая в России и других странах мира Международная классификация болезней (МКБ) считается более гибкой, так как содержит не строгий чек-лист симптомов, а короткие описания расстройств. Однако у этого тоже есть минусы: слишком общие формулировки мешают диагностической точности. Кроме того, и DSM, и МКБ критикуют за то, что обе классификации игнорируют культурные особенности в разных странах и сообществах, что затрудняет диагностику вне западных или «озападненных» контекстов.
К счастью, специалисты осознают недостатки диагностических систем и пытаются придумать новые решения. Например, находят генетические закономерности в развитии разных ментальных расстройств. В 2022 году ученые обнаружили схожий источник у нервной анорексии и ОКР, а также у тревожного и депрессивного расстройств. По мнению автора исследования, дальнейший поиск таких пересечений позволит избежать ситуации, когда человек получает ворох диагнозов вместо точного указания на источник проблемы:
Вы же не хотите, чтобы вместо простуды вам диагностировали расстройства кашля, чихания и ноющих суставов
Пока ученые исправляют несовершенства диагностики, у нас есть выбор: воспринимать диагноз как безошибочную константу, которая характеризует и диктует наше поведение, или как лишь примерную рамку, которая хоть и может помочь найти подходящее лечение, но не исчерпывает наш опыт. Однажды моя терапевтка сказала: «Мы лечим не ваше расстройство, а вас. Важно не то, что у вас ПРЛ, а то, что вам плохо. С вашим конкретным “плохо” мы и будем работать». После этих слов я наконец сделала свой выбор.