Если вы находитесь в России или планируете в нее возвращаться, вам нельзя репостить наши материалы в соцсетях, ссылаться на них и публиковать цитаты.
Подробнее о том, что можно и нельзя, читайте в карточках.
Я отлично помню день, когда впервые пришла в кабинет психиатра. Весна 2015 года. Я села в метро после пар в университете и уже в вагоне достала из сумки потрепанный ежедневник. Неровным почерком в нем перечислялось все, что меня беспокоило: депрессивные состояния, эмоциональная нестабильность, навязчивые мысли.
- РедакторкаРедакторкаШура Гуляева
- ИллюстраторкаИллюстраторкаЦветик Тысячелистный
- Публикация1 ноября 2024 г.
Я никогда не была отличницей, но за свой первый поход к психиатру хотела получить твердую «пятерку». Закрывая страницы ладонями от взглядов других пассажиров, я несколько раз перечитала список. Я хотела, чтобы в кабинете каждый травматичный эпизод моей жизни отскакивал от зубов. Специалистку я нашла по гугл-запросу: «психотерапевт пограничное расстройство личности». Как большинство уважающих себя подростков, много сидящих в интернете, я уже примерно представляла, что со мной не так, но этого было недостаточно. Официальный диагноз должен был «исправить» все, дав происходящему со мной легитимное имя.
Все оказалось сложнее.
После первого сеанса я вышла из кабинета с рецептом на антидепрессанты и двумя обобщающими словами: «депрессия» и «тревога». Я не понимала, что с этим делать, но прилежно начала пить прописанные таблетки. Спустя пару месяцев они не дали результата, а мое раздражение от неправильного, как мне казалось, диагноза, нарастало. Тогда на очередном сеансе я не выдержала:
— Просто скажите мне конкретный, понятный диагноз.
— Ну, у вас истерическое расстройство личности.
— Я думала, пограничное… — с растерянностью ответила я.
— Это одно и то же, — ухмыльнулась терапевтка.
ПРЛ не лечится, а с «пограничниками» нельзя строить отношения?
Развенчиваем эти и другие мифы о пограничном расстройстве личности вместе с терапевтом и людьми с ПРЛ в успешной терапии

Тогда этот ответ показался мне приемлемым, и я вошла в новую жизнь с приятным осознанием, что верно поставила себе диагноз и теперь официально могу ступить на путь исправления. Каждый симптом, срыв и слезинка теперь имели сакральный смысл под названием «пограничное расстройство личности». В моих сохраненках в инстаграме появилась папка «ПРЛ», куда я ежедневно складывала искрометные мемы о своем расстройстве, а слово «пограничница» стало любимым. Проезжая остановку «Памятник пограничникам Отечества» по дороге на работу, я с гордостью альфа-мужчины, который приобнимает любимую женщину при братанах, говорила про себя: «Моя».
Оказалось, что эта остановка на моем пути исправления была далеко не конечной: эйфория от нового диагноза сменилась тревогой. Каждый день без симптомов стал вызовом: «Если сегодня тебе хорошо, какая же ты пограничница? Все придумала себе». Тогда я еще не знала, что похожие чувства испытывают многие люди, только получившие диагноз. В том числе потому, что чрезмерно соотносят себя с ним — а это может усилить симптомы. Например, человек может думать: «Раз у меня ОКР
- возможное ощущение изоляции и «ненормальности»;
- стигматизацию со стороны общества;
- путаницу из-за вариаций в диагностике (разные специалисты могут поставить одному и тому же человеку отличающиеся диагнозы со схожей симптоматикой).
Я испытала на себе многое из этого списка. На сессиях с уже другими терапевтами я начинала рассказ о себе не с того, что меня беспокоит, а со слов: «Мне поставили пограничное расстройство личности». Объясняя свои действия или реакции, я говорила: «Поступила как типичная пограничница». А на попытки терапевтки вселить в меня веру в ровный эмоциональный фон и здоровые отношения, я отвечала:
Хуй знает, насколько это возможно с моим диагнозом
Не помогало и то, что диагностические критерии моего расстройства постоянно то менялись, то подвергались критике. В профессиональном сообществе годами идут дискуссии о том, существует ли вообще пограничное расстройство личности или следует классифицировать его как одну из форм ПТСР
Тогда мне показалось, что ответ снова стоит искать в плоскости диагностики. Допустим, у меня не только ПРЛ, а еще и ПТСР. А еще, возможно, НРЛ
Диагностика нескольких ментальных расстройств у одного человека действительно не редкость. Но специалисты считают, что зачастую это происходит из-за несовершенства диагностических критериев и не отражает реального положения дел. Так, согласно используемой
Это может привести не только к путанице, при которой человек обрастает сразу несколькими «ярлыками», но и к сложностям с фармакологическим лечением. Для купирования симптомов разных расстройств могут требоваться разные таблетки, которые не всегда сочетаются друг с другом и вызывают противоречивые побочные эффекты.
Используемая в России и других странах мира Международная классификация болезней (МКБ) считается более гибкой, так как содержит не строгий чек-лист симптомов, а короткие описания расстройств. Однако у этого тоже есть минусы: слишком общие формулировки мешают диагностической точности. Кроме того, и DSM, и МКБ критикуют за то, что обе классификации игнорируют культурные особенности в разных странах и сообществах, что затрудняет диагностику вне западных или «озападненных» контекстов.
К счастью, специалисты осознают недостатки диагностических систем и пытаются придумать новые решения. Например, находят генетические закономерности в развитии разных ментальных расстройств. В 2022 году ученые обнаружили схожий источник у нервной анорексии и ОКР, а также у тревожного и депрессивного расстройств. По мнению автора исследования, дальнейший поиск таких пересечений позволит избежать ситуации, когда человек получает ворох диагнозов вместо точного указания на источник проблемы:
Вы же не хотите, чтобы вместо простуды вам диагностировали расстройства кашля, чихания и ноющих суставов
Пока ученые исправляют несовершенства диагностики, у нас есть выбор: воспринимать диагноз как безошибочную константу, которая характеризует и диктует наше поведение, или как лишь примерную рамку, которая хоть и может помочь найти подходящее лечение, но не исчерпывает наш опыт. Однажды моя терапевтка сказала: «Мы лечим не ваше расстройство, а вас. Важно не то, что у вас ПРЛ, а то, что вам плохо. С вашим конкретным “плохо” мы и будем работать». После этих слов я наконец сделала свой выбор.